Муж Екатерины Белашовой (1906-1971) скульптор Михаил Гаврилович Белашов, ушедший на фронт добровольцем в первый же день войны и погибший под Смоленском в августе 1941 года, за месяц до смерти писал ей:
- Мне хотелось бы, чтобы ты стала лучшим скульптором в стране, чтобы жизнь в искусстве для тебя была главной, но, живя в искусстве, нельзя не жить в жизни. Поэтому живи в жизни полно и радостно. Всё, что ты делаешь и делала, всё прекрасно, ибо все у тебя подчинено движению души искренне и чисто...
Зимой 1941-го Екатерина Федоровна, которая долго не могла поверить и смириться с гибелью мужа, в письме к родным из Свердловска, где она находилась в эвакуации и работала в госпитале, ухаживая за ранеными воинами, словно бы поклялась самой себе, что отныне главным в ее судьбе будет «искусство и Саша».
Екатерина Белашова последнюю волю мужа Михаила выполнила: стала одним из лучших скульпторов в стране. «Живя в искусстве», никогда не забывала о «жизни в жизни». На посту руководителя Союза художников СССР (первая в истории женщина!) выстроила целую хозяйственную систему, позволившую многим мастерам, вплоть до распада страны в 1991 году, получать госзаказы, мастерские, путевки в дома творчества.
А еще - сын Саша, которого она растила одна, который свой путь в искусстве начинал с чуткой поддержки матери. Александр Михайлович Белашов. Пройдут годы, и он станет выдающимся советским и российским скульптором-анималистом.
Люди, хорошо знавшие Екатерину Федоровну, говорили о ней: «боец», «крутой нрав», «несгибаемая».
«Боец»… Так оно и есть. В публикуемых сегодня письмах военной поры мы видим, как закалялся характер молодой, страдающей от невзгод женщины, которая впоследствии достигнет удивительных высот не только в творчестве, но и административной деятельности. Несмотря на изнурительную многолетнюю болезнь, из-за которой она так рано уйдет из жизни.
«Несгибаемая»… Как те герои войны, о чьем мужестве она знала не понаслышке и которым посвятила многие свои произведения.
Александр ЛЬВОВ
19/УП-41 г.
Милая Катя, наше прощальное свидание не состоялось, я мчусь на Запад.
Хочется написать самое лучшее письмо, может быть, не придется больше. Пожелай мне лучшего, чего только можешь пожелать. Ты мне всегда приносила счастье и удачу.
Мне хотелось бы, чтобы ты стала лучшим скульптором в стране, чтобы жизнь в искусстве для тебя была главной, но, живя в искусстве, нельзя не жить в жизни. Поэтому живи в жизни полно и радостно. Все, что ты делаешь и делала, все прекрасно, ибо все у тебя подчинено движению души искренне и чисто, потому прекрасно. Я всегда любовался тобой, сетуя на свои несовершенства.
Наш Саня[1] будет всегда нашим сыном, себя же ты в случае чего не связывай с воспоминаниями обо мне. Думаю, что в этой жестокой борьбе с фашизмом мы не будем церемониться с бандитами, как и они с нами.
Целую, Миша.
Михаил Белашов, 1941
12 ноября 1941 г.
Разве в состоянии определить я то чувство и все виденное – и прекрасное, и страшное.
О Мише я не знаю ничего. То, что сказал Осип Мартынович[2], я и верю, и нет. Нет оснований не верить, но сердце это не убеждает. Хотя бы строчку, написанную им. Я узнала его в каждой его букве.
Сейчас я не плачу. Вернулось желание работать. Сейчас я леплю. И работаю в больнице. Это для меня еще раз люди, которых можно рассмотреть, ощущать в их непосредственной жизни. Травмы душевной у раненых нет. Я почему-то думала, что травма эта есть, и боялась ее. В них есть какая-то приподнятость над жизнью. О жизни они рассказывают и на жизнь смотрят как-то со стороны и потому шире. < >
Свердловск. 2 декабря 1941 г.
Сегодня день моего рождения. Я с детства привыкла этот день встречать как что-то особенное и торжественное.
Я не знаю почему, возможность жить - жить человеком для меня всегда чем большим и каким-то даром[3].
Рожденья день я встречаю не как, что вот еще прибавился год – а что я еще буду жить. День рожденья это мой – новый год.
Мне 35 лет. Доживу ли до 36? А может и доживу. Чего я больше всего хочу? Чтобы никого не потерять за это время и работать. Работать мучительно хочется и негде. Дома невозможно, тесно и всегда надо идти чего-нибудь доставать – где чего дают.
Сосредоточиться невозможно. < > Сегодня доставала Мишин костюм. Мишенька родной мой, ты бы знал, какое мученье о тебе ничего не знать. Я ждала сегодняшнего дня, что вдруг ты что-нибудь пришлешь. Хоть бы поглядеть, увидеть тебя еще раз, сказать, что все, что делается около жизни – это еще не жизнь, что жизнь это любовь. И через нее только все приобретает смысл.
Я навсегда запомнила грузовик, на котором ты уехал, прощанье с тобой и тот взгляд, как мы глядели в глаза друг другу – разве, бог ты мой, воротишь это страшное время – еще хоть на одну минуту. Хочешь ты – нет, оно идет, идет. Ты можешь кричать, умирать, оно идет, идет, идет. < >
Это – лазарет. Хоть там много того, чего мне не нравится, но там люди, которые хотят жить, которые ушли от смерти и жизнь для них ощутима очень остро.
Вчера купала больных. Здоровые красивые парни, смотрятся как настоящее искусство. И их испорченные ноги и руки как бездарные, безобразные. Две руки: живая – здоровая, красивая – мужественная, и пораженная – как тряпочная без действия, смотрится, как плохой рисунок, смотреть мучительно тяжело. Проклятая война! Проклятие уничтожающим жизнь фашистам. Но они – герои нашего времени, наши бойцы, даже в лазарете, поражают своим здоровьем, мужеством.
Я в больнице всегда бываю занята мыслями о людях. Поэтому не отличаюсь большой расторопностью. Все, что делаю, делаю лучше многих, но еле-еле выучилась носить поднос на одной руке и всегда путаю номера палат. Людей помню, а номера палат никак.
Саше – 8 лет, большой, учится в общем хорошо, но старательностью не отличается, хоть собирается в скором времени приносить отличные отметки. Любит мастерить из дерева. Рисовать стал меньше, но рисовать может даже лучше, чем прежде. Он растет хорошо, только круглые сутки хочет есть. Ругаешь его другой раз обжорой – ругаешь и самой горько, что досыта парня не можешь накормить.
< > Скоро обратно домой – домой. Я теперь понимаю, почему люди хотят быть похороненными на своей родной земле.
Я верю в победу и верю в свое возвращение в Москву и к искусству. Пусть это случится скорее. Все сердце мое с Мишей. С ним я еще буду жить, а если его не будет, то я буду доживать – делать искусство и помогу вырасти Саше.
Искусство и Саша.
Для Саши, только для него я сейчас берегу себя и стараюсь сохранить в себе радость к жизни.
Екатерина Белашова с сыном Александром, 1941 год
Екатерина Белашова. ''Партизан'', 1944. Гипс, 205х71х103 см
Екатерина Белашова. ''Партизан'' (фрагмент), 1944
Екатерина Белашова. ''Боец'', 1957. Бронза, 88х145х69
Екатерина Белашова. ''Этого забывать нельзя''
(посвящено жертвам Корейской войны), 1954.
1-й вариант композиции. Гипс. Фото М. Филимонова (РИА Новости)
Екатерина Белашова. ''Зоя'' (Зоя Космодемьянская), 1948.
Гипс, 197х48х48 см
Екатерина Белашова. ''Непокоренная'', 1943. Бронза, 170х63х43 см.
Государственная Третьяковская галерея, Москва.
Фото: сайт ''Мой виртуальный музей''
Екатерина Белашова, 1968. Фото Льва Иванова (РИА Новости)
Сайт Объединения московских скульпторов благодарит Александра Александровича Белашова за помощь в создании материала.
[1]Александр Михайлович Белашов (1933-2011) – сын Е.Ф. Белашовой и М.Г. Белашова. В будущем –скульптор-анималист (прим. сайта ОМС).
[2] Осип Мартынович Бескин (1892-1969) – советский критик, искусствовед (прим. сайта ОМС).
[3][3] В публикации сохранена авторская стилистика (Прим. сайта ОМС).