Скульптор Екатерина Белашова (1906-1971) умела договариваться и ладить с первыми лицами советского государства. Многие годы возглавляя очень хлопотное хозяйство - Союз художников СССР, она отстроила сложный механизм работы советских художников. При этом ей приходилось не только руководить строительством мастерских и комбинатов, но и примирять (а то и усмирять) насмерть враждующие между собой творческие группировки.
С одной стороны, железный характер и несгибаемая воля функционера-бюрократа, а с другой - тонкий и глубоко думающий скульптор. Как такое вообще возможно, как все это уживалось в одном человеке?
Ответить на эти вопросы мы попросили Александра Белашова, внука Екатерины Федоровны.
Моя бабушка, Екатерина Федоровна Белашова, родилась 2 декабря 1906 года в семье Федора Алексеевича Алексеева, который был управляющим хозяйством профессора военно-медицинской академии Сергея Сергеевича Боткина.
Прабабушка Евдокия Львовна была чухонкой, и именно от этой семейной линии Екатерина Федоровна унаследовала орлиный нос. Они приехали в Петербург на заработки из деревни Малые Торошковичи Бетецкого района Новгородской Области. Прадед вначале, судя по письмам, устроился дворником в доме С.С. Боткина. А затем дослужился до управляющего.
Его хозяин был известным коллекционером и ценителем искусства. Знаменитый в то время дом Сергея Боткина на Потемкинской, 9 называли «домом-музеем», так как он был наполнен всевозможными произведениями искусства - от древнеегипетской пластики, средневековой деревянной скульптуры, произведений елизаветинской, петровской и екатерининской эпох до работ начала XX века.
Особо выделялась коллекция произведений П.П. Трубецкого, по-видимому, впоследствии сильно повлиявших на «импрессионизм» бабушки, так как она вспоминала, что эти скульптуры были ее первыми игрушками. В доме Боткина постоянно собирались известные деятели искусств того времени. Юная Катя из кухни впитывала в себя эту сказочную обстановку счастливых людей, возвышенное отношение к творчеству и уважение к художникам. А летом троих детей отвозили к бабушке в деревню, где Екатерину ждала скучная сельская работа. Сказка кончалась, но она на чердаке, так, чтобы никто не видел, лепила и тем самым возвращалась в тот прекрасный мир.
В 1918 году дом и коллекцию Боткина национализировали, в Петрограде начался голод, и семья вернулась на Родину. Прадед устроился завхозом в среднюю школу в деревне Холуи (ныне Некрасово). Там же училась и бабушка. У нее обнаружились способности к математике, и именно учительницу математики видели в ней родители, когда отправили ее учиться в Питер в 1924 году. Но, видимо, прекрасная мечта глубоко укоренилась в сердце девушки, и она неожиданно для всех поступила в художественно-промышленный техникум на отделение скульптуры (сейчас это Санкт-Петербургское художественное училище имени Н.К. Рериха.) Ее первым педагогом был талантливый скульптор В.В. Лишев.
В 1926 году Екатерина Белашова поступает на скульптурное отделение ВХУТЕИНа - Петроградские высшие государственные художественно-технические мастерские (бывшая Императорская Академия художеств) - в мастерскую Р.Р. Баха, В.В. Лишева, В.Л. Симонова, А.Т. Матвеева.
Молодым педагогом у нее был также мой дед, Михаил Белашов, который только что закончил там же обучение. Михаил Гаврилович родился в 1903 году в станице Славянская на Кубани, в семье ветеринарного врача. В 1921-м окончил Краснодарское художественное училище и поступил в Питерскую академию. Учился у Мухиной и Матвеева.
В это время академию уже не так сотрясали битвы между «передовыми» художниками пролеткульта и «отсталыми» академическими профессорами. Уже не уничтожали «буржуазное» античное и возрожденческое наследие в виде гипсов и копий (по рассказам, мой дед, будучи секретарем парторганизации института, сумел остановить в 1922 году очередную акцию по расколачиванию скульптур молотками.)
К 1926 году руководители новой советской культуры пришли к выводу, что не так уж и плохо, если художник имеет не только правильное происхождение и правильные убеждения, но еще и умеет академически правильно рисовать. Все - и педагоги, и студенты - были одинаково нищими и чудом выживали, но как это ни странно, новая власть даже пыталась помогать лояльным деятелям искусства. Конечно, студенты искренне верили в светлое коммунистическое будущее, правда, в чем оно заключается, никто толком не знал, и тут сочинялись самые разные варианты.
Многим оно представлялось как синтез всего самого лучшего из античной и современной культуры, когда все бывшие «рабы» утром будут с энтузиазмом трудиться на производстве, а вечером «предаваться чистому искусству», философии, наукам и спорту. И начался эксперимент по созданию небывалого искусства, возвышающего «прометеев, оводов и бывших рабов». Если до революции развитие профессионального искусства определялось запросами благополучной и сытой элиты общества, то сейчас оно было отдано на откуп самим художникам, вернее, тем из них, кто имел доступ к источникам финансирования.
Новые советские руководители в массе своей были бескультурными людьми, но все-таки они догадывались, что культура должна существовать, а потому финансировали художников из одного с ними круга общения. Сменялись лидеры страны – менялись и руководители в искусстве. За погромщиками и убийцами во имя светлого будущего понемногу стали приходить люди, которые осознали, что на руинах надо создавать государство. А для любого государства требуется художественно оформленная идеология и мифология. Тут на заумных рассуждениях авангардистов далеко не уедешь - народ не поймет. Так и пошло потом: авангард стал искусством революционеров и погромщиков, а реализм – искусством государственников. Но оказалось, что реализм тоже бывает разный, и бывает настоящее искусство и казенное производство идеологических клише.
Академическая школа постепенно начала отходить от революционного погрома. А.Т. Матвеев создал свою систему подготовки скульпторов. Ученики на определенных заданиях отрабатывали до автоматизма знания анатомии, чувство веса и соотношения модулей частей скульптуры, как в архитектуре.
Ранние работы Екатерины и Михаила Белашовых удивительно круглые, их интересно рассматривать со всех ракурсов, потому что «мертвых» зон в них практически нет. В это время среди студентов был популярен так называемый «негризм» - термин, возникший после нескольких выставок искусства африканских колоний, устроенных в России в начале XX века.
Последователи этого движения главным считали подчинение пластической теме, анатомия и пропорции имели второстепенное значение. В нашей семье сохранились всего две работы этого периода. Огромное влияние на бабушку оказало творчество Майоля, а в более позднее время - романтизм ученицы Родена А.С. Голубкиной.
В начале 1930-х бабушка вышла замуж за Михаила Белашова и, совмещая учебу в аспирантуре, стала преподавать в академии. Вместе с мужем участвовала в конкурсных проектах на создание памятников В.И. Чапаеву и Т.Г. Шевченко в Киеве (1930 год). В 1933-м родился сын Саша, мой отец. Жили бедно, в коммуналке на Васильевском острове. Сохранились письма деда из командировок, в которых он сообщает, как мало заработал и что заказов никаких не предвидится.
В мастерской академии было сыро и холодно, мокрые тряпки, холодная глина, ленинградский климат, недоедание – все вместе это привело к тому, что бабушка заболела туберкулезом. Кроме того, в Ленинграде началась травля А.Т. Матвеева (в очередной раз поменялись руководители, и началась борьба за немногочисленные заказы и профессорские места в академии.).
В дневнике Екатерина Белашова пишет в отчаянии, как ей не хочется умирать в 27 лет и оставлять только что родившегося сына. Дед принимает решение переехать в Москву, в более здоровый климат. В столице болезнь отступила.
Михаил Белашов, будучи идейным коммунистом, принял активное участие в создании Всекохудожника - советского объединения художников, ставившего своей задачей подчинить искусство интересам молодого государства (после постановления ВКП(б) 1932 года).
К власти пришли новые люди, обозначившие новые приоритеты в искусстве. Под это в Ленинграде и Москве начался передел «кормных мест» и заказов. В ход шли самые разные средства, вплоть до доносов. Началась травля теперь уже недостаточно идейных и недостаточно реалистических художников. Появилось новое понятие - «социалистический реализм», который, будучи обязательным к применению, по-разному понимался.
Белашовы считали, что соцреализм - это не только воспевание вождей и рабочих со сжатыми кулаками, но и воспитание в человеке возвышенных идеалов, создание новой прекрасной среды обитания. Они полагали, что есть настоящее искусство, которое является умением видеть прекрасное, а есть мастеровитая, равнодушная и хорошо оплачиваемая халтура. Пользуясь авторитетом в партийной среде, мой дед не дал затравить окончательно В. Фаворского (на которого писали в органы, что он не только формалист, но и немецкий шпион, так как учился в Германии), П. Кузнецова, И. Ефимова и прочих совсем не партийных художников. Конечно, его возможности были ограничены.
Белашовы для своего учителя А.Т. Матвеева сумели организовать работу в студии повышения квалификации в Москве и тем самым спасли его на какое-то время от травли за формализм в Ленинграде (эти гонения потом, начиная с 1947 года, возобновились и в столице). Кстати, позднее, уже после войны, все боялись общаться с вернувшимся из Америки С.Т. Конёнковым (ведь никто и не знал тогда о роли его жены в создании советской атомной бомбы). Екатерина Белашова первой организовала выставку Сергея Тимофеевича и пробила круг отчуждения.
Конечно, в семье мой дед Михаил Белашов был самым значительным художником. Вообще он был очень энергичным, веселым, неунывающим даже в самых сложных обстоятельствах человеком. Кроме выставочных работ в конце 1930-х он вместе с Екатериной Белашовой сделал рабочие модели памятников летчикам-героям войны в Испании А.К. Серову (1939) и В.С. Хользунову. Памятник Виктору Хользунову установили в Сталинграде в 1940 году. Бабушка выполнила на нем рельефы. Именно у этого монумента немцы в 1942 году собирались пробиться к Волге. При стрельбе прямой наводкой из пушек памятник не падал. Тогда на него сбросили авиабомбу, но разорвало лишь гранитный постамент, а сам памятник, развернувшись лицом к немцам, был еще крепче укреплен осколками постамента. Правда, рельефы при этом погибли. После войны монумент был восстановлен.
Семья получила мастерскую в 9-м доме на Масловке, жили неподалеку в коммуналке на Башиловской. Родители целыми днями пропадали на работе, но по вечерам, забрав сына из детского сада, рисовали с ним смешные картинки-истории...
23 июня 1941 года в 37 лет дед ушел добровольцем на фронт. В августе пришло от него последнее письмо из-под Смоленска. До конца зимы бабушка писала ему письма, еще на что-то надеясь...
В эвакуации в Свердловске она работала в госпитале. Несмотря на очень трудное время, находила время и силы для творчества, создала такие произведения, как «Непокоренная» (1943), «Зоя» (1943), «Партизан» (1944). Эти работы были замечены, бабушка, выйдя из тени погибшего на войне мужа, стала самостоятельным художником. С 1942-го по 1952 год она преподавала в МИПиДИ, куда ее взял А. Дейнека. Продолжала очень много трудиться в мастерской, создала серию работ на тему детства.
Конечно, Екатерина Белашова выполняла и заказы. Но она всегда считала, что к заказу надо относиться также серьезно, как к свободной работе. Отец мне рассказывал, что как-то по молодости взялся лепить Машу и медведя для детской площадки и отнесся к этой работе как к халтуре. Так вот, возмущенная бабушка просто выгнала его из мастерской.
В 1945 году Екатерина Белашова вступила в партию, что тогда было необходимым условием для участия в общественной и руководящей работе. В Советское время сложилась система, когда художник, игнорировавший общественную жизнь, преподавательскую деятельность, не получал выгодных заказов, не закупался с выставок. Собственно, официально зарегистрированных в творческих союзах художников даже в Москве было совсем немного, особенно после войны. Постепенно сложилась определенная элита, которая держалась группами и продвигала только своих друзей и учеников. Закупали друг друга, правда, это были, как правило, высокопрофессиональные художники.
Государство выделяло приличные суммы на закупки с выставок, на творческие поездки, строительство мастерских, печатные издания, организацию творческих групп и быта молодых художников. Вожди государства по-прежнему мало что понимали в искусстве, поэтому руководство им они перепоручили доверенным лицам (бюрократам) и самим художникам. Среди них попадались отвратительные личности, например, критик О.М. Бескин, на совести которого было много загубленных биографий. С такими типами надо было находить общий язык и договариваться, убеждать в нужности тех или иных задач и мероприятий.
Впоследствии, став в 1957 году секретарем Правления, а в 1968-м - первым секретарем Союза художников СССР, Екатерина Белашова сумела наладить сложный механизм работы советских художников - от строительства мастерских и комбинатов до примирения между насмерть враждующими группами и сообществами. Так, ей удалось надолго помирить ненавидящих друг друга западно- и восточноукраинских художников, устроив для этого грандиозную попойку в Карпатах. По воспоминаниям моего отца, она часто говорила, что управлять художниками чрезвычайно трудно, "потому что они все гении и видят только себя, а остальных, кто не смотрит им в рот, - презирают". Она, как императрица Екатерина, пережив тяжелые испытания, умела очаровать и привлечь на свою сторону самых разных людей (часто лично ей крайне неприятных) и заставить их вместе работать во имя запечатлевшегося с детства в семье Боткиных идеала культурной жизни.
Дружба связывала Екатерину Белашову с самыми разными людьми. Например, с малокультурной министром культуры Е.А. Фурцевой, заступничеством которой бабушка умело пользовалась при создании системы закупок и распределении произведений по провинциальным музеям, выборе памятников культурным деятелям, организации заводов Художественного фонда.
При Екатерине Белашовой был создан керамический завод в Гжели, где художники могли выполнять свои работы в материале и запускать их в серию. При ней появился увеличительный комбинат в Калуге, позволивший тиражировать по всей стране парковую скульптуру из самых разных материалов, завод художественного литья в Мытищах и многое другое. Она умела быть жесткой и продавливать решения, несмотря на хамов, дураков и обиженных (то есть, в чем-то обделенных) «гениев», которых всегда так много среди творцов прекрасного.
И одновременно она чувствовала глубокое уважение к более образованным и интеллигентным художникам. Так, Фаворский лично для нее проводил экскурсии по храмам Кремля, искренняя дружба связывала ее с семьей Юрия Пименова.
Когда закрыли МИПиДИ, в котором она проработала много лет, Екатерина Белашова организовала строительство нового здания Строгановки. Конечно, это было связанно еще и с тем, что у нее с самого начала не заладились отношения с Академией художеств, вернее, со скульпторами-академиками, которые с большим подозрением смотрели на ученицу «формалиста» Матвеева: даже находясь на вершине славы и карьерной лестницы, она так и осталась просто членом-корреспондентом. И, разумеется, преподавать в Суриковский институт, числившийся под Академией, ее никто не позвал. Пришлось создать собственный институт, найти другие источники финансирования.
В Строгановке она собрала друзей-художников, на которых официальные власти смотрели довольно косо: Г.А. Шульца, С.Л. Рабиновича, В.А. Ватагина, П.В. Кузнецова и многих других. Преподавая в институте вплоть до 1964 года, Екатерина Белашова воспитала целую плеяду скульпторов, во многом определивших в 1960-1990 годы деятельность скульптурной секции.
Удивительно, что, неся непомерный груз общественной работы, бабушка продолжала творить. Конечно, теперь для этого она имела все возможности: хорошую мастерскую, мастеров, готовых по первой просьбе перевести работы в любой материал: керамику, мрамор, бронзу. Все лучшие музеи страны стремились приобрести ее работы. Только успевай работать!
Большое место в ее творчестве занимала пушкинская тема. Дружеские отношения связывали ее с директором пушкинского музея-заповедника С.С. Гейченко. Было сделано несколько портретов «Солнца русской поэзии», которые теперь стоят в Твери, Смоленске, Эфиопии, на Кипре. Главным ее произведением стал памятник Александру Сергеевичу в Пушкинских горах.
Все время появлялись интересные заказы, которые она не всегда успевала выполнить. Так, памятник Крупской на Сретенке пришлось устанавливать уже моему отцу - Александру Михайловичу Белашову.
Конечно, бабушка мало занималась своим сыном, как, впрочем, и большинство женщин после войны. Но она все-таки привила ему любовь к работе и дисциплину труда. Он стал хорошим художником, что не так часто случается среди детей известных деятелей. Правда, сын имел смутные представления о семейной жизни, чем доставлял массу неприятностей Екатерине Белашовой, которая посвятила так много работ материнству и счастливому детству. В 1963 году его выгнали из комсомола за многоженство, и это было ощутимым ударом по репутации матери.
Самое, наверное, трудное испытание в жизни человека – это «медные трубы». В конце жизни на бабушку посыпался дождь орденов, званий, зарубежных поездок, встреч с высокопоставленными функционерами. Впрочем, она продолжала жить в обычной двухкомнатной квартире и дачи не имела. Ее связи и знакомства в среде высшего руководства страны производили магическое действие на подхалимов и карьеристов. Например, когда Л.И. Брежнев приехал на открытие съезда художников, он вдруг заскромничал и стал отказываться занять место в президиуме, говоря, что его «туда не выбирали». Тогда бабушка, к ужасу телохранителей, взяла советского лидера под руку и, дав знак поднять занавес на трибуне, вывела Леонида Ильича на сцену, где, обратившись к художникам, предложила выбрать его в президиум. Все, естественно, дружно проголосовали «за».
Сегодня, когда перебираю архив Екатерины Белашовой, мне попадаются на глаза очень интересные документы. Вот, например, восторженные письма от союзов художников прибалтийских республик, в которых выражается «огромная любовь» не только к Белашовой, но и к «нашей великой и единой Советской Родине». А то вдруг вывалится из какой-нибудь старой книги записка, автор которой, молодой провинциальный художник, умоляет, чтобы Екатерина Федоровна приняла его. Позже он станет крупным и неприступным для каких-либо просьб советским функционером…
Но даже «передовые» деятели искусств 1960-х годов, неформалы и диссиденты, которые ненавидели всё советское и официальное, относились к Екатерине Федоровне уважением. И никто из них так и не узнал, что всю себя она посвятила детской мечте – жить также, как прекрасные художники, посещавшие дом Боткиных, и создать благоприятные условия для творчества, которых ей самой так не хватало в молодости.
В 1970 году моя бабушка заболела раком. Умерла она 9 мая 1971 года. Похоронили ее на Новодевичьем кладбище.
Александр БЕЛАШОВ
