Вероятно, Леонид Берлин (1925-2001) был одним из первых советских скульпторов, который сумел соединить творчество с техникой. По крайней мере, уже с середины 1960-х годов он начинает работать над кинетическими произведениями из сварного железа. «Я же по натуре изобретатель вечного двигателя, - говорил скульптор, - с механизмами могу возиться сколько угодно».
- В детстве, - признавался Леонид Берлин искусствоведу Григорию Анисимову, - я считал, что техника это всё, а изобразительное искусство, рисование давались мне легко. У меня к технике были способности. И когда я увидел, что не смогу до завершения доводить свои работы в мастерской, я отправился на стройку и за бутылку приобрел сварочный аппарат. Скульптуры из сварного железа мне очень нравились тем, что начинать и заканчивать работу можно в мастерской. А позже я обратился к старому любимому занятию - стал технически оснащать свои скульптуры и вставлять в них разные моторчики. Мои скульптуры стали стрелять, раскаляться, качаться, позванивать, двигаться - ожили!
Раскаленные произведения Леонида Берлина очень не понравились его соседям по даче, где у него была мастерская. Когда художник начал работать со сварочным аппаратом, они не на шутку переполошились: Берлин может устроить пожар и спалит весь поселок! Чтобы успокоить граждан, скульптор пошел и сдал экзамен на сварщика, получив, кстати, самый высокий разряд.
Соседи, которым было предъявлено официальное удостоверение сварщика, угомонились. В отличие от советских функционеров в области культуры, которые на дух не переносили сварные скульптуры Берлина и зарубали их на выставкомах, вплоть до самых перестроечных времен.
Искусствовед Александр Морозов, чью статью мы сегодня публикуем, рассказывает о том, как произведения Леонида Берлина, собранные из мертвых кусков железа, обрезков труб и проволоки, становились одушевленными и почему они во многом определили главные направления отечественного искусства в двадцатом веке.
Лев КУЛАКОВ
- Земля наша, по кинематографической метафоре Андрея Тарковского, вроде бескрайнего густо замусоренного пустыря «при фабрике всемирного процветания». Некто местный собирает на нем куски железа, обрезки труб, колесики, проволоку и т. п. Затем все крепится друг к другу, внутрь вставляется хитроумный механизм, - новоявленный монстр начинает греметь и стрелять.
Перед нами создания скульптора Леонида Берлина. Правда, продукты распада социально-индустриальной утопии получают здесь неожиданную номинацию. Выгнутый конусом лист металла прочитывается как женское платье. Железные прутья выглядят прядью волос. Гнутые стрежни - крыльями Ангела. Вспоротая сваркой труба - мужским торсом… Мертвое одушевляется, в чуждом проступают реалии человеческой повседневности. Таково превращение, совершаемое художником.
На этом, однако, его волевая экспансия не иссякает. «Перекодированные знаки» поднимаются над служебной нейтральностью, наделяются образностью. Огонь словно пробуждает в металле душу, и она является нам то разяще холодной, то насмешливой, а то и трогательно незащищенной. Вот хоть эти бусинки-капли, запекшиеся по краю обрезанного пласта. Еще одно превращение! Материал обнаруживает не свойственную ему живописность. Тут он глубокого черного цвета, а тут стал землисто-теплым, наподобие фальковского «сфумато», теперь же - блестит синевой. И все получается лишь путем тепловой или механической обработки того же металла.
Краска вводится изредка. Но тогда выделяемый ею фрагмент начинает работать как кульминация мастерски разыгранного представления, порой довольно-таки гротескного свойства. Как вам понравится как бы вынутая из голодного рта этого странного «Ангела» челюсть с приваренной красной табличкой «нёба», где, кстати, еще и написано: «покачать, зубы снять и положить» (так надобно оперировать сим предметом, чтоб привести в движение скульптуру - конструкцию)?
В таком качестве Берлин олицетворяет альтернативу фалангам нынешних «деконструкторов». Он нескрываемо человечен, да к тому же весь счастливо растворен в художественной мистерии. Это - из натуральных продуктов, веками питавших искусство. Но хронотоп художника не принадлежит прошлому. Тема всей творческой жизни Берлина - боль, ввергнутость в катастрофу, непостижимая способность человека сохранять в себе человеческое посреди хаоса зла. Подобную боль познал каждый крупный мастер нашего века. Через нее пластика Берлина, - а она, мы видели, совсем не чужда интимному личному, - отсылает зрителя к глобальной драме социума и времени. В этом третье из ее превращений, которое побуждает чувствовать внутреннюю масштабность, даже монументальность мышления скульптора.
Но Берлин полностью вне стереотипов монументального. Он бесконечно далек от академизма. Его работы рождаются необузданным противоборством начал творения и деструкции; они целиком в русле авангардных открытий ХХ века.
Особый индивидуальный аспект стиля Берлина - в действенности его композиций. Они провоцируют нас на динамичный контакт и в ответ выговаривают еще что-то, о чем молчала их статика. Нажми, покачай, «выключи», и железки начинают простодушно кивать головой, страдальчески лязгать. Общение с ними накоротке нередко полно юмора. Порой оно поднимается до символической магии.
Вот «Трагедия» - и крест, и фигура, которая сжимает ладонями раскалывающуюся голову. Боль нагнетается внутри черепа, проступает все более ярким свечением, разрешаясь ослепительной вспышкой и взрывом. Режиссура таких представлений делает смысл модернизма Берлина внятным и убедительным даже для неискушенного зрителя.
Есть здесь нечто и от кинетов, и от перформанса; чувствуется также иная координата, что связывает мастера с игровой фантазией примитивов и даже с фольклорными ритуалами. Что же такое этот сплав художественных влечений, скрепляемый подлинной человечностью и облагороженный культурой чуткого пластика? Склонен думать: Леонид Берлин - из тех, с кем будут связывать становление едва ли не наиболее сильной и характерной линии творческой эволюции в отечественном искусстве текущего века.
Александр МОРОЗОВ
(Статья «Кинетические скульптуры Леонида Берлина», журнал «Декоративное искусство», №1, 1993).