Если что и объединяло Конёнкова и Меркурова – то только одинаковое имя. Да, пожалуй, еще наличие бороды – у того и другого.
Сергей Конёнков – великий уже при жизни. Величавый, премудрый, неторопливый. Так и не приученный к советской общественной жизни после возвращения из Америки.
Другое дело – Сергей Меркуров. Любитель «смачных» анекдотов. Демократичный и подвижный. лихо берущийся за самые сложные, невыполнимые в срок заказы.
В своей статье «Конёнков и Меркуров», написанной в середине 1980-х годов, скульптор Владимир Цигаль (1917-2013) метко схватывает портреты «двух Сергеев». А заодно рассказывает удивительную историю о том, как Меркуров однажды «арестовал» и запер у себя в мастерской бригаду молодых скульпторов для выполнения «срочного государственного задания».
ВЛАДИМИР ЦИГАЛЬ. КОНЁНКОВ И МЕРКУРОВ
Владимир Цигаль за работой над ''Портретом В.И. Ленина'', 1970.
Фото Льва Иванова, РИА Новости
Вскоре после войны в Москву на Химкинское водохранилище пришел настоящий боевой корабль.
Нам в мастерскую позвонил замполит:
- Хотим провести культмероприятие с личным составом корабля; нельзя ли организовать встречу с каким-нибудь знаменитым скульптором? А то всё артисты да артисты.
- Может, попросить Веру Игнатьевну?[1] – говорю Леве[2]. – Она ведь такие портреты за войну отгрохала! Помнишь, ее «Хижняка» и «Юсупова»?
Вера Мухина. ''Портрет Героя Советского Cоюза И.Л. Хижняка'', 1942. Бронза, гранит, 86х23х28 см.
Государственный Русский музей
Вера Мухина. ''Портрет Героя Советского Союза полковника Б.А. Юсупова'', 1942.
Бронза, гранит. Фигура 35х25х24 см.
Государственный Русский музей
- Что ты! Интеллигентную женщину, да к матросам на корабль! Это же конфуз. И о чем она может с ними говорить? О «Музе» или о пластике микеланджеловского «Давида»?
- Знаешь, Лева, а я сегодня на Арбате живого Конёнкова видел, он покупал яблоки у какой-то женщины. Понимаешь, склонился над корзиной, бородой трясет, перебирает яблоки, торгуется. Чудно как-то.
- Знала бы эта женщина, что перед ней склонилась столь великая фигура художественной России, наверное бы, задаром эти яблоки отдала. Хоть и сознаешь, что все эти годы он прожил где-то в Америке, а воспринимаешь его не иначе как историю, будто из монографии сошел и сразу на Арбат – покупать яблоки. Правда, чудно?
- Слушай, а может быть, к нему податься, его пригласить к матросам. Все же с бородой, солидный…
Утром мы созвонились с Маргаритой Ивановной, женой Конёнкова, и точно в назначенное время приехали в его мастерскую на Пушкинской площади.
Нас впустила Осипович[3], теперь сухонькая, набожная старушка в крахмальном кокошнике и передничке, а в прошлом такая красавица, что ее рисовал сам Сергей Иванов[4], вся русская школа училась на ней, и мы, грешные, лепили ее фигуру в первые месяцы войны; когда начались морозы, обогревали рефлекторами, отчего одна часть ее обнаженной фигуры становилась красной, а другая сине-зеленой от холода.
Студенты и преподаватели Суриковского института в Крыму, 1938.
В кресле сидит Станислава Осипович
Роберт Фальк. ''Обнаженная в кресле'' (натурщица - С. Осипович). 1922-1923. Холст, масло.
Государственная Третьяковская галерея.
Фото: Журнал "Sammlung/Коллекция"
Нас усадили на знаменитые кресла из корней дерева, и командир лукаво и почтительно косился на дебелую красавицу, вырезанную из этого же корня, как бы любезно приглашающую посидеть с ней рядом.
Пока мы ожидали выхода Конёнкова, я с любопытством посматривал на Маргариту Ивановну, стараясь разглядеть сквозь сеточку морщин, некоторую дряблость лица и грузность фигуры (а лет-то ей сколько!) очарование «Юной» и портрета с рукой, где изумительные пальцы слились воедино с простым деревом и облагородили его на века своим божественным прикосновением.
Сергей Конёнков. ''Юная'', 1916. Мрамор.
Государственная Третьяковская галерея. Фото: Shakko
Сергей Конёнков. ''Портрет Маргариты'', 1918. Дерево.
Музей-мастерская С.Т. Конёнкова, Москва
Нет, не стала Маргарита Ивановна хуже; к ее скульптурной грации, так гениально воспетой Конёнковым, годы добавили мудрость и красоту зрелости, давая возможность воспринять ее в ином измерении… Но тут раздались шаги на лестнице, и Маргарита Ивановна, как в концерте, объявила:
- Сергей Тимофеевич! – и к нам медленно стал спускаться Конёнков.
Будто «Явление Христа народу», подумал я и тут же с гордостью отметил, как ловко вскочили наши моряки, став по стойке «смирно», как сверкает золото нашивок и погон на черных кителях, сколько музыки в тихом перезвоне боевых орденов и медалей! Все ж нет лучшей формы, чем морская![5]
- Хотели просить Вас, - как рапорт отчеканил командир, выступить у нас на корабле, пусть моряки послушают и посмотрят Великого Скульптора…
- Что я – «Венера Милосская», чтобы меня показывать? – вдруг сердито буркнул Конёнков и, немного потоптавшись, покашляв, ушел в свою мастерскую.
Маргарита Ивановна светской улыбкой старалась смягчить неловкость, но мы попрощались и вышли на бульвар.
Сергей и Маргарита Конёнковы. Фото: Rimonda Miara, Getty Images
- Ну, этого так оставлять нельзя, нужно напечатать в газете, как принимают некоторые знаменитости боевых моряков!
- Не сердитесь, бог с ним, - разом заговорили мы с Левой, чтобы спасти положение. – Он недавно приехал из Америки, из «капиталистического окружения», и стало быть, человек еще «несознательный», не приучен к общественной жизни. Ничего, поживет – и поймет, что к чему, да и к работе его тянет, соскучился. Мы вам другого скульптора привезем, тоже с бородой. Матросам понравится. Его фамилия Меркуров, Сергей Дмитриевич. Знаете памятник Тимирязеву у Никитских ворот? Так это Меркуров делал! И памятники Ленину в граните… Это всё Меркуров…
Памятник Клименту Тимирязеву, 1923. Гранит. Москва
Памятник В.И. Ленину, 1940. Гранит.
Архитектор И.А. Француз. Москва
- Сергей Дмитриевич! — пищал в телефонную трубку Лева. — Вас моряки приглашают к себе в гости.
- А на какого черта я им нужен? — басил Меркуров.
- Просили пригласить только Вас, больше никого не хотят, — вдохновенно фантазировал Лева.
- Ну, смотри, если подведешь, — гремел Меркуров...
Вечером, когда солнце стало опускаться в тихие воды Химкинского водохранилища и на легкой зыби подрагивал строгий силуэт боевого корабля, а на берегу, застыв, как изваяние, вытянулся в полном боевом вооружении часовой, к причалу подкатила синяя «Победа».
Машина остановилась, потом низко и почтительно наклонилась набок, как бы подчеркивая уважение к своему хозяину, затем открылась дверца, из нее сначала показалась здоровенная сучковатая палка, потом черная ассирийская борода лопатой, а за ней в пальто из собачьих шкур вывалился сам Меркуров. Машина сразу же свободно вздохнула, выпрямилась и замерла.
Мы еще не успели поздороваться, как Меркуров подошел к часовому, наклонился и стал что-то говорить ему на ухо. И тут, нарушая предвечернюю тишину и великие традиции моря, часовой заржал на весь залив и, не имея сил сдержаться, стоя, подрагивал всем телом.
А Меркуров уже прошел дальше по скрипучему трапу и склонился к уху другого часового. Сначала мне показалось, что только сейчас до меня долетело эхо смеха первого часового. Но нет, это уже хохотал другой, так же неудержимо и заразительно.
- Что он им там травит? — на ходу спросил Лева.
Когда мы поднялись на корабль, торжественный ритуал встречи был уже окончен. Меркуров сидел в кают-компании и с серьезнейшим выражением лица, что всегда отличает опытнейших рассказчиков, говорил о том, как он лез через высокую стену в женский монастырь к хорошенькой монашенке, а его схватила настоятельница.
Матросы сгрудились и сотрясали весь корабль смехом такой силы, что, наверное, взрывные волны глубинных бомб не трясли его так сильно и долго. Те, кому посчастливилось сидеть ближе к Меркурову, с восхищением заглядывали сквозь чащу усов и бороды ему прямо в рот, из которого, как из рога изобилия, сыпались анекдоты и забавные истории.
- Вот это Великий Скульптор! — восхищались моряки, хотя они понятия не имели о его скульптурах.
Все на прощание благодарили нас, трясли руки, будто не Меркуров, а мы их так порадовали.
- А сейчас что они там хохочут?
- Это ребята пересказывают все истории тем, кто стоял на вахте.
Сергей Дмитриевич со свойственным ему размахом и широтой пригласил к себе в Измайлово в гости «весь корабль» (был бы линкор, пригласил бы линкор!). И конечно, пришли все — никого не пришлось уговаривать!
- Вот дает! — с восторгом говорили моряки, уважительно трогая гранитные головы и каменные бюсты.
- Ох, и тяжелый! Наверно, не меньше тонны потянет, — прикидывали моряки.
В Измайлово всегда работали лучшие мастера по граниту и великолепные форматоры. Их привлекала широта Меркурова, множество заказов и высокая оплата.
В большой мастерской, заставленной фигурами вождей, вариантами и повторами различных размеров, на стенах висели посмертные маски великих людей. К ним все давно привыкли и не обращали внимания, но человек, впервые посетивший мастерскую, невольно вздрагивал, чувствуя неуместность суеты, разговора и даже будничной работы в этом склепе, где так наглядно бренность бытия пересилила высокие стремления и белая мертвенность гипсовой пыли ровным слоем покрыла лики столь великих людей со времен Льва Толстого (!) и до наших дней.
Во дворе мастерской
Сергея Меркурова в Измайлово. 1940-е
Когда Меркурову поручали снимать маску, он брал с собой Горюнова или Митрохина – они формовали, а Меркуров нес всю ответственность. Горюнов был высокий худой старик, работал очень вдумчиво и спокойно, в нашей извечной торопливости выработал свой метод: «Работаешь медленно, получается быстро и хорошо».
В последующие годы они частенько формовали у меня, и я восхищался их мастерством.
Гипсовые маски мне снимать не приходилось, и когда ко мне обращались с такой просьбой, я отсылал к Горюнову или Митрохину.
Посмертная маска Сергея Эйзенштейна, 1948. Гипс. Дом-музей Сергея Меркурова в Гюмри, Армения
Наше знакомство с Меркуровым началось где-то году в тридцать восьмом. Тогда мы только окончили третий курс института и выехали на практику в Козы — райское место в Крыму. <...>
Именно в эту райскую пору влетела к нам строгая телеграмма: «Прибыть Москву выполнения срочного государственного задания. Меркуров».
После мы узнали, что «государственным заданием» были скульптурные барельефы к павильону «Механизация» на открывавшейся Всесоюзной сельскохозяйственной выставке.
Авторами павильона были архитекторы Андреев и Таранов. Они же дали рисунки рельефов, которые мы должны были вылепить, а руководство всей работой по скульптуре было поручено Меркурову.
Павильон ''Механизация'' на ВСХВ, 1939. Архитекторы И.Г. Таранов, В.С. Андреев,
Н.А. Быкова. Ныне павильон ''Космос'' на ВДНХ.
Барельефы - творческий коллектив скульпторов под руководством Сергея Меркурова
Нам по секрету рассказали, что, когда до открытия выставки оставалось около двух лет, эту работу просили выполнить Веру Игнатьевну Мухину.
- Что вы! Что вы! Два года слишком маленький срок для такой работы.
Когда до открытия осталось около года, обратились к Ивану Дмитриевичу Шадру. Он заявил, что за такой срок выполнить работу не возьмется.
Когда до открытия осталось около месяца, предложили ее Меркурову.
- Сделаем, — сказал Меркуров. — Только нужно вызвать студентов с практики, лепщиков, модельщиков, всех запереть на Комбинате и не выпускать до окончания работы.
- Так это же похоже на арест с приводом?
- Ничего, перебьются. Главное, чтобы деньги платили вовремя.
Лева, Толя Посядо[6], Рубен[7] и я переглядывались друг с другом, шептались и ежились, как перед тем, чтобы с головой окунуться в холодную воду. Прибыл Меркуров. К его приезду со всех цехов и этажей сбегались рабочие, служащие, дамочки и пожилые матроны, заранее конфузясь, первыми прибегали к месту встречи, на ходу поправляя завитки причесок и подкрашивая губы.
Они знали, что Меркуров в разговоре употребляет самые «смачные» выражения, заранее охали, ахали, заливались краской, изображали возмущение, но жадно ловили каждое слово, слушали с разинутыми ртами и широко открывали глаза, с которых от смеха и слез подтекала черная тушь.
А Меркуров еще больше куражился и накалял обстановку до того, что подсобник Жора, свесившись с лесов, упал в ящик с гипсом и барахтался там, как мучная мышь. Все чихали, кашляли и давились от смеха и гипсовой пыли.
С этого дня нас действительно посадили на казарменное положение. Мы ночевали на Комбинате, и нас кормила вкусными бутербродами со свежим пивом заботливая «полковая мамаша», которая еду подносила нам во время работы прямо на леса.
Отсюда сними — туда добавь! — командовал Меркуров, размахивая здоровенной лопатой. — Мне моего гонорара не нужно, — говорил он, чтобы все слышали. — Я целиком ребятам отдам. Они лепят, они и все деньги получить должны.
Мы воспринимали эти обещания как очередную шутку, тем более что нам и так хорошо платили.
Барельефы на павильоне ''Космос'', ВДНХ
(бывший павильон ''Механизация'' на ВСХВ), 1939.
Скульпторы - Л.Е. Кербель, В.Е. Цигаль, А.И. Посядо,
Р.Г. Геонджиан в составе творческого коллектива
под руководством Сергея Меркурова
Каково же было наше удивление, когда спустя несколько месяцев мы получили открытки с приглашением явиться в Измайлово к Меркурову в его «поместье»!
Меркуров роздал нам чеки: одинаковую сумму получили мы — скульпторы, лепщики орнаментов, подсобники. «Хрёстик» — старик, который вязал кресты и каркасы, чтобы глина не отваливалась, и наша «полковая мамаша» — все поровну.
В этом проявилась не только широта натуры Меркурова, но и его дальновидность: люди всегда помянут добрым словом. Много лет спустя он с улыбкой рассказывал, что как-то Молотов попросил Александра Герасимова написать портрет, а его — сделать скульптурный бюст Чойбалсана[8]. Герасимов написал портрет и получил за него требуемую сумму денег, а Меркуров свою скульптуру отправил Чойбалсану в подарок. Через месяц на его имя из Монголии прибыл «целый вагон» даров Востока.
Хорлогийн Чойболсан, 1944-1945.
Фото Ивана Шагина. Собрание МАММ/МДФ
Сергей Меркуров. ''Портрет Маршала Монгольской Народной Республики Х. Чойбалсана'', 1943. Мрамор. Улан-Батор, Монголия.
Фото из книги: ''С.Д. Меркуров. Воспоминания...'',
М., Kremlin Multimedia, 2012
В тот вечер мы сидели на веранде измайловской усадьбы. Нас угощали кофе с мороженым, за окнами рыскали здоровенные сторожевые псы, разевая клыкастые пасти, а Меркуров читал свои воспоминания о работе у Хильдебранда в Мюнхене, о Родене…
Еще через год Меркуров заболел и сильно сдал. Мы приехали его навестить. Он сидел в кресле у телевизора. Вид у него стал какой-то понурый, но в разговоре он оживился.
По комнате на трехколесном велосипеде гонял черноволосый Федька, лет пяти. Меркуров поймал его на ходу, положил руки на голову, задрал личико кверху и с любовью глядел на него…
- Ну как, похож на меня?
Сергей Меркуров читает воспоминания. Рядом - жена Августина Меркурова и внук Дмитрий, 1940. Кадр кинохроники.
Фото из книги: ''С.Д. Меркуров. Воспоминания...'', М., Kremlin Multimedia, 2012
(Текст из книги «С.Д. Меркуров. Воспоминания. Письма. Статьи. Заметки. Суждения современников», Москва, Kremlin Multimedia, 2012. Опубликован по: Владимир Цигаль. «Не переставая удивляться... Записки скульптора». М., 1986)
[1] Вера Игнатьевна Мухина (1889 - 1953), скульптор.
[2] Лев Ефимович Кербель (1917 - 2003), скульптор.
[3] Станислава Лаврентьевна Осипович, натурщица. Позировала до самой смерти многим выдающимся художникам.
[4] Сергей Васильевич Иванов (1864 -1910), живописец, академик Императорской Академии художеств.
[5] Владимир Ефимович Цигаль (1917 - 2013) ушел на фронт в 1942 году. В составе 255-й десантной морской бригады участвовал во многих боевых операциях Черноморского и Балтийского флотов.
[6] Анатолий Иванович Посядо (1908 - 1987) — скульптор.
[7] Рубен Гайг Геонджиан (1915–?) — скульптор.
[8] Портрет Маршала Монгольской Народной Республики X. Чойбалсана (1943, мрамор) находится в Улан-Баторе.