По свидетельству очевидцев, Сергей Меркуров довел искусство снятия посмертных масок до филигранного мастерства. Никто точно не знает, сколько он этих масок «выполнил», но говорят о нескольких сотнях.
Писатель Юрий Олеша был очевидцем того, как Сергей Меркуров в 1934 году снимал посмертную маску с Андрея Белого. Дело происходило в зале московского Клуба писателей. Как вспоминает Олеша[1], он и еще несколько человек «столпились у гроба, в котором лежал поэт, «обезображенный и, казалось, униженный тем, что голова его была залита гипсом и представляла собой белый, довольно высокий холм».
Меркуров, поскольку он работал с гипсом, был в халате, и руки его были испачканы в белом.
«Он, - пишет Олеша, - разговаривал с нами, и было видно, что он чего-то ждет. Поглядывая на часы, отодвигая стянутый тесемками рукав. Вдруг он подошел к белому холму и щелкнул по его вершине пальцами, постучал, отчего холм загудел.
- Готово, - сказал он и позвал: - Федор!
Подошел Федор, тоже в халате - помощник, - и снял холм, что не потребовало затраты усилий, - он снялся с легкостью, как снимается крышка коробки. Я не помню, что мы увидели; если начну описывать, то это не будет воспоминание, а нечто сочиненное. Увидели просто лицо мертвого Андрея Белого.
- Вот и маска, - сказал Меркуров.
Маска была еще внутри этого гипса, еще, так сказать, в обратном виде, и мы ничего не поняли из того, что понимал скульптор, смотревший во впадину в куске гипса, как смотрят в миску.
- Вы ведь снимали маску со Льва Толстого? — спросил кто-то из нас.
- Снимал.
- Ну и что? - вырвалось у спросившего.
- Сильно прилипла борода.
Я вовсе не хочу порочить скульптора, приводя этот как бы циничный ответ. Он совсем и не был в эту минуту циником. Просто он ответил профессионально».
Сам скульптор не любил рассказывать о том, как он снимает посмертные маски. Исключение он сделал только для Каталикоса Мкртыча Хримяна, Льва Толстого и В.И. Ленина, довольно подробно зафиксировав в своих записях саму «процедуру».
При снятии маски Ленина со скульптором чуть не случился инфаркт: в какой-то момент он вдруг решил, что Вождь не умер и... Но здесь уместнее всего предоставить слово самому Сергею Меркурову.
ПОСМЕРТНАЯ МАСКА ЛЕНИНА
(Ночь с 21/1 на 22/1 1924 года)
Мороз. Пурга. Лес Измайлова. Вечер.
Работаю в полушубке. Холодно. В большое окно студии стучит ветер. Слышно, как кругом в лесу кряхтят и стучат старые сосны.
- Что ты делаешь?
- Работаю.
- Что так поздно?
- Какое «поздно», ведь только 8 часов.
- А ты будешь все время в мастерской?
- Что, прикажешь в такой мороз и пургу в лес идти?
- Ну, прости! Работай. Через час опять звонок.
- Ты все работаешь?
- Да!
- Прости, мы здесь в Совете поспорили, хотим проверить: скажи, пожалуйста, что нужно, чтобы снять чью-нибудь маску?
- Четыре кило гипса, немного стеариновой смазки, метр суровых ниток и руки хорошего мастера.
- Все?
- Все!
- Спасибо. Прости за беспокойство. Ты все будешь работать и никуда не уйдешь?
- Нет, не уйду. Пурга в лесу бушует.
Закрываю ставни. Собака жмется к печи. Снова дребезжит телефон.
- Сейчас за тобой будет автомобиль. Приезжай в Совет, ты нужен.
Через час стук в двери. Автомобиль у опушки леса. Не добрались.
- Одевайся. Едем. Ты нужен по делу. Узнаешь в Совете. Как был в полушубке — вышли. Дошли до автомобиля.
Приехали в Московский Совет. Мертвые комнаты. Неестественная тишина. Огни потушены. Темно. Кой-где горят дежурные лампочки. В одном из углов большой комнаты два товарища во всем кожаном. За поясом оружие. Ждут меня.
- Вот ты поедешь с ними.
- Куда?
- А туда, куда надо. Приедешь и узнаешь! Автомобиль подан. Я прощаюсь.
- Итак, до завтра!
В автомобиле. По бокам два товарища в кожаном. Мой полушубок мало спасает от холода. Автомобиль идет по Замоскворечью. Мы у Павелецкого вокзала. Нас встречает человек десять — в штатском пальто. Под пальто замечаю военную форму. Мелькает мысль: если вопрос касается меня, то десять человек для меня слишком много, могли обойтись двумя-тремя. Значит, я отпадаю. Мысли совершенно отказываются работать.
Ко мне подходят.
- Вам придется довольно долго ехать в автодрезине. Будет холодно. Наденьте еще вот эту шинель.
Я в автодрезине. С двух сторон два товарища в кожаном.
Последние распоряжения.
Все закрывается кругом. Замахали сигнальными огнями; засвистело, загудело, и мы понеслись в ночную мглу. Только на станциях и полустанках нас встречали зелеными огнями, и мы неслись дальше. Наконец красный огонь. Мы останавливаемся. Предлагают выходить.
Платформа. Ночь. Мороз. Трудно дышать. Мгла.
- Товарищи, а что теперь?
- Нам приказано доставить вас на эту платформу и ждать дальнейших распоряжений. Больше мы ничего не знаем.
Хожу по платформе. Мгла. Через четверть часа около платформы вырисовываются силуэты саней. Предлагают сесть в сани. Едем дальше. Освещенные ворота. Часовой в тулупе. Пропускает нас. До того мысли запутаны и я так далек от всего, что не узнаю Горок. Еще утром я спрашивал Склянского[2], как здоровье Ильича? Получил успокоительный ответ: «Возили на охоту!» Сейчас шагаю через двор — не узнаю двора. Я уже в помещении. Кто-то в форме ГПУ докладывает по телефону:
- Приехал Меркуров.
Меня вводят в полутемную комнату и предлагают сесть. Сажусь в угол, в глубокое кресло. В это время открывается дверь: в просвете — два женских силуэта, направляются к другим дверям. Открывают двери в большую комнату; там много света, и, к моему ужасу, я вижу лежащего на столе Владимира Ильича... Меня кто-то зовет.
Все так неожиданно — так много потрясений, что я как во сне.
У изголовья Владимира Ильича стоит Надежда Константиновна. Она крепится. Но безмерное горе задавило ее.
В противоположной стене полуоткрытые двери в темную комнату. В дверях застывшая в горе Мария Ильинична.
Слышу тихий голос Надежды Константиновны: «Да, вы собирались лепить бюст Владимира Ильича, ему все было некогда позировать — и вот теперь... маску».
В комнате я нахожу все, что мне нужно для снятия маски. Подхожу к Владимиру Ильичу, хочу поправить голову — склонить немного набок. Беру ее осторожно с двух сторон: пальцы просовываю за уши, к затылку, чтобы удобнее взять за шею. Шея и затылок еще теплые. Ильич лежит на тюфяке и подушке. Но что же это такое?! Пульсируют сонные артерии! Не может быть! Артерии пульсируют! У меня страшное сердцебиение. Отнимаю руки. Прошу увести Надежду Константиновну.
Спрашиваю у присутствующего товарища, кто констатировал смерть.
- Врачи.
- А сейчас есть кто-нибудь из них?
- А что случилось?
- Позовите мне кого-нибудь. Приходит.
- Товарищ, у Владимира Ильича пульсирует сонная артерия вот здесь, ниже уха.
Товарищ нащупывает. Потом берет мою руку, откидывает край тюфяка и кладет мои пальцы на холодный стол. Сильно пульсируют мои пальцы.
- Товарищ, нельзя так волноваться — пульсирует не сонная артерия, а ваши пальцы. Будьте спокойны. Сейчас вы делаете очень ответственную работу.
Слова возвращают меня к реальности.
Маска - исторический документ чрезвычайной важности. Я должен сохранить и передать векам черты Ильича на смертном одре. Я стараюсь захватить в форму всю голову, что мне почти удается. Остается незаснятым только кусок затылка, прилегающий к подушке.
В темных дверях неподвижно стоит Мария Ильинична[3].
За время работы она не вздрогнула. Я чувствую ее застывший взгляд.
В голове у меня мелькает художник Каррьер с его полотнами в полутенях — в полумраке.
Наконец к четырем часам утра работа готова.
Меня торопят. Приехали профессора для вскрытия. Последний прощальный взгляд. В мыслях проносится: Швейцария, Цюрих[4], Айтрахт — выступления Ильича. Потом Москва — Кремль — далее Красная площадь. С Лобного места Ильич говорит. Речь его проста. Ярка. Образна. Его картавое «Товарищи», брошенное в массы. Кругом бушует народное море. И сейчас здесь, на столе... он — Ленин.
(Текст из книги: «С.Д. Меркуров. Воспоминания. Письма. Статьи. Заметки. Суждения современников». Москва, Kremlin Multimedia, 2012)
Справка Государственного исторического музея
В.И. Ленин умер 21 января 1924 года в 18 часов 50 минут в усадьбе Горки Подольского уезда Московской губернии.
В январские дни 1924 года группа художников, среди которых был скульпторы И. Шадр, М. Манизер, С. Меркуров, художник И. Бродский, провела долгие часы у гроба Ленина. В ночь с 21 на 22 января 1924 года в Горках скульптор С.Д. Меркуров снял маску с покойного В.И. Ленина. Работу С.Д. Меркуров закончил в 4 утра.
Значение посмертной маски В.И. Ленина как исторической реликвии было оценено сразу. В адрес Комиссии ЦИК СССР по организации похорон В.И. Ульянова (Ленина) посыпались просьбы предоставить гипсовую копию маски. Еще до официального разрешения на тиражирование было сделано 14 экземпляров слепков маски и рук Ленина для его родных и соратников. Каждый экземпляр серии имеет номер авторского отлива. После официального разрешения 4 апреля 1924 года тиражирование маски было поставлено на поток, что неизбежно привело к утрате документальной достоверности.
Ленинские посмертные маски тиражировались и регулярно возникают на различных аукционах, где выдаются за подлинные. Но только в Государственном историческом музее хранится подлинник посмертной маски В.И. Ленина.
[1] Олеша Ю. "Ни дня без строчки". М., 1965. С. 166–167. Отрывок приведен в книге «С.Д. Меркуров. Воспоминания. Письма. Статьи. Заметки. Суждения современников». Москва, Kremlin Multimedia, 2012.
[2] Эфраим Маркович Склянский (1892–1925) — в то время заместитель председателя Реввоенсовета республики, член Совета Обороны.
[3] Мария Ильинична Ульянова (1878-1937), младшая сестра В.И. Ленина.
[4] В Цюрихе в 1902 году Сергей Меркуров в первый раз слушал выступление В.И. Ленина, а позже познакомился с ним лично.