Александр Белашов рассказывает о самой жестокой охоте, которую он когда-либо видел в своей жизни, а также объясняет, откуда на Чукотке появились пирамиды из отрезанных голов моржей.
Во время второй поездки на Чукотку мне посчастливилось наблюдать за моржами на небольшом лежбище, где им никто не угрожает. На пляж, где грелись эти гиганты, не так-то просто было попасть. Дело в том, что к морю надо было спуститься незамеченным по отвесным скалам с очень неудобной папкой бумаги. Однажды подо мной перевернулся камень, и я провалился в глубокую расщелину, весь ободравшись. Хорошо еще, что руки и ноги остались целы, и мой друг художник Петя Степанов с большим трудом вытащил меня оттуда. В другой раз мы пошли утром рисовать, но вдруг упал такой плотный туман, что мы заблудились на краю обрыва, и пришлось ждать на маленьком уступе с отвесными стенами, стуча зубами от холода, целый день и ночь, пока не прояснеет.
В последний день нашего пребывания в «гостях у моржей» мы с Петей спустились налегке к океану, понаблюдали наших могучих друзей, переглянулись и решили подняться за папками и порисовать в последний раз. Как только мы оказались наверху, все стадо вдруг в панике бросилось в море и уплыло. Мы остались в полном недоумении. Но через пять минут вдруг началось довольно сильное землетрясение. От обрыва оторвалась огромная скала с пятиэтажный дом и упала на то место на берегу, где мы только что сидели. Если бы нам не захотелось тогда порисовать – то наверняка погибли бы под завалом. Удивительно и то, как моржи заранее почувствовали стихийное бедствие.
ВЗГЛЯД С НЕБА
Современное путешествие – это взгляд на Землю из окна самолета. Какая же разная Земля!
Над Европой – замки из облаков, в окнах видны игрушечные города. Север Сибири запутался в круглых блюдцах озер и рыжих болот, земля разрисована речками и ручьями, похожими на ветвистые деревья. Чукотка переливается отражениями поливной керамики озер.
ОХОТА НА КИТА МИНКА
Мы шли к косе Руддера[1], сидели в кубрике и пили чай. Вдруг прибежал рулевой: «Минка!»
Минка – это самый маленький кит, черный, как дельфин, с большим плавником на спине. Плывет Минка удивительно мягко, без рывков. Попасть в минку из ПТР[2] очень трудно.
Минка шла то справа, то слева по борту, как бы издеваясь над китобоями, меняя скорость и направление движения, играя своим точеным телом.
Первые выстрелы оглушили нас, сидевших на палубе, но минке они не причинили вреда. Нырнув под самым бортом, показав свой бархатный плавник, она ушла, оставив чувство недоумения у китобоев. «Уж лучше не гоняться», - сказал капитан.
Впоследствии нам удалось увидеть минку на берегу, на базе. Это самый красивый по форме кит, которого мне довелось видеть. Кроме того, к нему не липнут никакие болезни, свойственные всем китам. Минка – черный усатый кит с красивыми (по-китовому) глазами. По-видимому, этот вид китов сохранится, если погибнут все остальные.
1. Танец китов
Надежда увидеть китов у нас была небольшая: киты на юге Чукотки – временные гости, стада их появляются, как перелетные птицы в Подмосковье. Такого дня ждут, у китобоев с ними связаны надежды на выполнение плана. Время года не обещало встречи с китами, но чудо свершилось.
«Фонтан, фонтан!», - закричал рулевой. Судно накренилось, сменило курс. Все мы вылезли на капитанский мостик. Происходило чудо, невиданное даже китобоями, – танец китов.
Из-за горизонта бесшумно, словно привидения, взлетали над водой гиганты, как бы замирая в воздухе. Хвосты, подобные цветам лотоса, то появлялись, то плавно исчезали. Шло стадо. Сколько их? От зрелища просто дух захватывало!
2. Косатки
Наше судно проходило полосу туманов. Туман в Заполярье вроде облака, осевшего на воду.
Китов нигде нет.
Но вот мы увидели пять плавников, режущих воду. Косатки.
Косатки – злейший враг всех китов. Вот они. Пять штук. Китобои в азарте открыли стрельбу.
После выстрелов косатки стали прыгать, явно разглядывая нас, и исчезли.
3. Погоня
Кит нырнул. Тишина.
Все ждут, минуту, две.
Малый газ, все смотрят, крутят головами.
Кит спокойно вдохнул воздух вне выстрела и нырнул; очень длинная пауза, наверное, он кормится.
Мы находимся в бухте между двумя птичьими базарами.
Что заставило кита подойти так близко к берегу, непонятно.
«Вот он!» − кричит рулевой.
Полный газ, разворот, кит ныряет, не торопясь, почти без всплеска. Он спокоен. Кит явно громадный. Судно делает круг на малых оборотах. У китобоев нервозность и возбуждение сменяются неуверенностью. Идем вдоль самого берега.
Скалы вертикально уходят вниз, базарят кайры, пролетают топорки.
Опять ждем, время застыло. Даем второй круг.
Мимо нескончаемым потоком летят морские голубки, шеренга за шеренгой, касаясь крыльями воды, белые – старики, черные – молодые.
«Вот он! Вот он!»
Кит уходит в море.
Задача китобоев заставить кита уходить, гнать его, тогда можно предположить его выход на поверхность и подготовить выстрел.
Обязательно нужно заставить кита плыть в каком-то определенном направлении или понять его, его характер.
Опять пауза.
Кит вынырнул сзади – значит, он кормится.
Полный газ, поворот, но корабль теряет управление: полетел трос руля… - сказал капитан. Кит спокойно ныряет где-то рядом, он ждет. Срастили трос, погоня, кит пошел.
Поднялся пятнистый трос из воды. Охота будет.
Идем на малых по следу на воде. («По маслу», - говорят китобои).
Кит справа, он разглядывает нас.
Первые три выстрела – все мимо. Мягким движением кит уходит.
Голубки все летят нескончаемым потоком, им нет конца.
Кит нырнул – три выстрела. Кит ранен. Погоня, идем вдоль берега. На горизонте показались косатки. Так вот почему кит жался к берегу. Все понятно.
Идем на малых по воображаемому пути кита.
Кит вынырнул справа – канонада. Кит крутится на месте. Он уходит в открытое море. Он тяжело дышит, пускает красный фонтан. Термитная пуля рикошетит о его череп, улетает, переливаясь.
Кит нырнул.
Голуби все летят, когда же они кончатся?
Молчим, все во внимании. Кит меняет курс снова, идет к берегу.
Он с одним плавником. Приготовились. Канонада.
Он рядом, где-то тут.
«Пика!» Кит весь изранен и кровоточит. «Пика!» - живого кита надо надуть воздухом. Если он умрет, он утонет.
Пика – это трубка, связанная шлангом с баллоном воздуха. Китобой должен воткнуть в кита пику и надуть кита.
«Пика! Пика!» - пика погнулась.
«Пика!» - вторая пика воткнулась.
Кит начал вращаться. Шланг с тросом обвился вокруг тела кита и лопнул.
У китобоев не выдержали нервы. Выстрел! Кит выскочил из воды, глотнул воздуха и утонул.
Базарили кайры, было тихо и нескончаемым потоком летели на запад голубки…
Я не видел более жестокой охоты.
КОПАЛЬКА
Мясо моржей с древних времен чукчи любят есть квашенным. В земле роют яму и бросают туда мясо. Через месяц оно становится копалькой[3].
Никто из нас не отважился попробовать этот продукт, но медведям он нравился. Мохнатые лакомки приходили проведать мясные запасы, и мне удалось сделать с них несколько набросков.
ЖИЗНЬ СОБАЧЬЯ
Я очень любил смотреть на собак утром, когда люди еще спят и поселок принадлежит только псам.
В нашем поселке жили четыре упряжки по восемь штук. Навечно, как гребцы к галерам, прикованы они к общей цепи. Собаки красивые и могучие, ростом с небольших медведей, у них маленькие уши и мохнатые лапы.
Психика упряжки искалечена подчинением. Здесь есть главарь, середняки и забитый, которого все обижают. Вечная цепь и переменчивое настроение хозяина рождают в собаках особое чувство – собачью привязанность к деспоту. Упряжные собаки имеют среди свободных своих постоянных друзей.
Я ежедневно приходил рисовать упряжку в одно и то же время. Собаки ко мне привыкли и не обращали на меня внимания, занимались своими собачьими делами.
Эту упряжку навещал бродячий пес, ему нравилось просто сидеть рядом. Все собаки явно улыбались гостю, радовались его приходу. Это была встреча с другом.
Однажды он подошел к одной из упряжных собак и лег рядом. Собака доверчиво, как щенок, просящий ласки, разлеглась на спине. Гость ее обнюхал, потерся головой и стал облизывать ей лапы.
Видимо, любезность превысила нормы приличия собачьего поведения: вся стая вдруг сменила милость на гнев. Клочья шерсти полетели в разные стороны, но псу удалось все же выкрутиться. Отойдя, он с достоинством зализал раны, оглянулся и ушел. С его уходом упряжка загрустила: стало скучно…
ДОМА ИЗ КИТОВЫХ КОСТЕЙ
Китов на Чукотке добывали всегда. Мясо съедали, а из костей делали дома. Эти дома стоят и сейчас, заброшенные и заросшие травой. Среди них гуляют евражки и вьют гнезда пуночки.
Реберные кости закапывают вертикально, плотно друг к другу. Перекрытие делали из нижних челюстей, вся конструкция засыпалась торфом и обмазывалась глиной.
Наверное, такие же дома когда-то делались и из мамонтовых костей, что же здесь удивительного?
ЗЕМЛЯ ЧУКОТКИ
Земли на Чукотке нет. Чукотка – это груда камней и вода. Камни все заросли мхом, лишайниками, карликовой березкой и всякими стелющимися травами. Все эти растения составляют сплошной цветной ковер из красных, желтых, белых и серых узоров.
Среди ковра растут грибы подосиновики – их поедают олени. В низинах на торфе зреет голубика и черника. Скалы все мягкие от мха, будто бархатные, хочется на них прилечь и греться на солнышке, а сядешь – кругом ягоды, ешь сколько хочешь!
ШТОРМ
Шторм ночью – это очень страшно с непривычки. Корабли выбросило на берег, и они лежали среди морской капусты, как в гарнире. Чукчи высыпали на берег кушать капусту. Я попробовал – мне понравилось, но много не съешь.
Мальчишки стоя катаются на бочках в прибое. Наверное, им очень хорошо.
ЕВРАЖКА
Если бы можно было выбрать домового, не страшного, вечно живущего около меня, я бы выбрал Евражку. Евражка похож на белку, но без пушистого хвоста и кисточек на ушах.
Живут евражки на Чукотке под камнями или в развалинах и под каждым домом в поселке. Когда тихо и все спят, евражки вылезают на свои любимые места и разговаривают друг с другом.
ПТИЧИЙ БАЗАР
Издали птичий базар похож на сказочный готический замок, до облаков поднимающийся своими башнями. На вертикальных стенах, повторяя геологический рисунок, сидят птицы, словно фантастический ковер.
Ковер с птицами сменяется ковром цветущей альпийской тундры. Среди полярных трав живут топорки и бакланы.
Если смотреть в бинокль на птичий базар снизу вверх – дух захватывает! Словно тысячеэтажный город восходит до облаков и там исчезает. Такое впечатление осталось у меня от поездки к базару на моторной лодке. Теперь я решил пойти туда пешком.
Евражки провожали меня, пересвистываясь за камнями.
Между базаром и поселком на перевале поселилась компания разбойников – вороны и большие морские чайки. Это смелые хищники – хозяева здешних мест. Они следят одновременно за птицами и за поведением людей в поселке.
Я стараюсь подойти к чайкам как можно ближе, но птицы поднялись, спирально врезались в небо и потянулись к мысу Дежнева. Я шел туда же, но оказалось, что спуститься с гор к морю не так-то просто.
Вековая древняя тундра вдруг круто обрывалась к воде, оставляя лишь небольшой пляж. Пришлось лечь на живот и подползти к обрыву. Внизу раздался хохот, кости каких-то гигантов усеивали пляж. Было тихо и жутко. Я невольно оглянулся, в голову начинала лезть всякая чепуха.
Я отошел от обрыва и двинулся вдоль него искать спуск с расчетом, чтобы потом можно было подняться обратно, и, наконец, начал спускаться.
Первыми меня видели топорки. Смешно урча, им всем надо было полететь мимо меня. Здесь были и обыкновенные, и златокудрые топорки. В полете они управляли лапами вместо хвоста, крылья изгибались назад, как у реактивного самолета.
Из-за камней выглядывали и тут же прятались молодые бакланчики.
Пляж был усеян крупной галькой и валунами. Прыгая с камня на камень, я обходил бухту. Время от времени попадались останки моржей и китов, вместе с японскими консервными банками и корягами, приплывшими с другого края моря.
Птичий базар приближался. Базар – это не просто скопление птиц, не курятник, а хорошо слаженный коллектив разных видов птиц. Это коллектив сложный, умный, созданный веками. Видимо, все здесь друг другу помогают.
Вот я и у базара. Берег рябит скорлупками яиц кайры и белой чайки. Я сел среди камней и стал разглядывать птичий мусор. Ракушки мидий и морских ежей притащили сюда топорки, кто бы мог оставить большие клешни камчатских крабов – не знаю. Кости обглоданных птиц – остатки соколиного пира, этих птиц хорошо видно в бинокль на границе базара.
Но довольно размышлений! Я достаю бумагу и начинаю рисовать.
МОРЖИ
Рисовать диких моржей с натуры было моей мечтой – и вот она осуществилась.
Первое время чукотские берега чем -то напоминали мне Крым. Каменистые пляжи, галька, песок, рядом – скалы. Только в отличие от южных, на этих пляжах «загорают» не люди, а стада моржей. Взрослый зверь весит около тонны (как 12 взрослых мужчин).
В воде моржи очень подвижны и пластичны. Хотя при таком весе и водоплавающем строении им трудно передвигаться на берегу, но и тут они вполне грациозны: могут, например, «почесать за ухом» задней ластой, как это делают собаки.
В трудных скользких или крутых местах моржи втыкают свои огромные клыки в песок или льдину и подтягивают тело. Как это ни странно, моржам, несмотря на повышенное количество крови в теле, необходимо некоторое время погреться на берегу или на льдине, чтобы пополнить запас кислорода в мышцах для ныряния на большую глубину.
Хотя они могут спать и в воде во время больших перекочевок благодаря двум воздушным мешкам на шее. Когда они вылезают из океана – то их кожа серовато-коричневая от холода, но, распарившись на лежбище, она становится кирпично-красной.
Эти огромные звери часами лежат в обнимку друг с другом в жуткой давке; особенно любят моржи лежать на спине, изредка поглаживая ластами шею и живот.
Каждый имеет свой характер и нрав. В каждой группе есть свой забияка, который любит грозно мотать клыками. Есть и забитые и затравленные молодые моржи, покрытые ранами от преуспевших в пляжной жизни товарищей.
К одинокому моржу подойти близко вообще невозможно – он очень осторожен. Моржи эмоциональны, они все время следят, что делает их сосед; если тот спокоен, то и всем спокойно, можно поспать в удобной позе.
Но стоит одному из них сделать нервное движение, как все стадо поднимает головы, клыки сверкают на солнце – и вот все в панике, давя слабых, несутся к воде.
Кроме человека у взрослых моржей нет врагов, и гибнут они чаще всего в свалке во время панического бега к воде. Поэтому у чукчей запрещено охотится на лежбище, и звери чувствуют себя тут в относительной безопасности. Кроме того охота и на китов запрещена за два километра от «пляжа».
Если стоять спокойно, звери понимают, что тревога ложная, вылезают из воды, подталкивая друг друга, по дороге выясняя свои взаимоотношения - кто достойнее занять лучшее место на пляже.
Моржи идут колоннами впритык, высоко подняв желтые бивни, так что, достигнув конца пляжа, им практически невозможно повернуться и приходиться так и ложиться «черепицей» головами от моря.
Сумятицу вносят крупные самцы, которые расталкивая всех, выбирают лучшие места.
Забияки меряются длиной бивней, и менее вооруженный обычно уступает место, расталкивая отдыхающих. Иногда вытолкнутые на спины соседей молодые звери быстро перебираются по недовольным моржам к краю, уворачиваясь от ударов клыков. Постепенно все успокаиваются – и можно снова их рисовать.
Над лежбищем все время слышатся голоса животных: то рев, то свистки или гудение, то стоны. Громче других звучат протяжные вопли молодых зверей. Изредка слышится треск, напоминающий щелканье кастаньет (звери издают его, стуча зубами), а с моря далеко разносится рев плавающих моржей.
Все это вместе с шумом океана сливается в общую музыку. Впечатление будет неполным, если не упомянуть о запахе, характерном для выделений всех животных, питающихся морскими организмами.
Впервые я увидел моржей на косе Руддера. «Мальчишник» - так называют их поселение местные жители. Дело в том, что на косе отдыхают в основном самцы. Самки уходят за льдами далеко в океан и там спокойно рожают детей, без опасности быть раздавленными самовлюбленными папашами.
Коса – заповедник, к моржам подойти можно только пешком. Рядом с ними десяток сивучей и сотни две бакланов. Моржи очень гостеприимны.
Гиганты кормятся на подводных полях. Они ныряют на глубину до ста метров и идут вдоль дна стаей, усами касаясь дна. Как только находят колонию ракушек, они клыками, как бульдозерами, роют дно, захватывают побольше вкусных моллюсков, и наверх – подышать.
В море моржей увидеть трудно. Узнают, где они, по «фонтанам». Звери выдыхают горячий воздух, и он струями, радугой переливается на солнце, как у китов. Эти фонтаны и ищут, если хотят найти моржей в море.
В своей родной стихии морские звери гораздо менее пугливы.
На шлюпке с военного судна «Горизонт» мы подошли к такой группе. Моржи безбоязненно плавали совсем рядом и громко фыркали. Уплывать им явно не хотелось. Говорят, что любопытные молодые звери даже пытаются залезть в лодку, и их приходится отгонять, чтобы не перевернуться.
ОХОТА НА МОРЖЕЙ
В отличие от анекдотов чукчи очень умный, смелый и воинственный народ. К соседям они относились несколько свысока. Попытка русского начальства заставить их платить ясак провалилась из-за невиданного для коренных народов сопротивления.
Только в середине девятнадцатого века немного наладилась свободная торговля с русскими. При этом чукчи спасали от голодной смерти соседних юкагиров[4] (нарушивших экологическое равновесие природы), перегоняя им стада домашних оленей.
Чукчи делятся на оленеводов и морских охотников, среди которых есть еще и эскимосы. Между этими племенами всегда был налажен обмен мяса оленей и пушнины на рыбу и морского зверя. Издревле береговые народы охотились на моржей и китов, и это мясо, кожа, бивни и даже кости необходимы аборигенам для привычного ведения хозяйства и нормального обмена веществ, так как другого источника витаминов, кроме свежего мяса и рыбы, на севере нет.
Настоящий охотник никогда не будет убивать больше, чем можно. Чукчи просили прощения у души убитого зверя и верили, что она перерождается в новорожденном. Поэтому охотники всегда оберегали стада моржей и уменьшали отстрел, если зверей становилось меньше.
На пустынном берегу бухты Руддера когда-то было эскимосское поселение Неран. Еще и теперь видны следы стоящих здесь яранг: камни и китовые позвонки, идущие по кругу, с очагом посередине. Холодный ветер гуляет над пенной водой бухты, глубоко врезавшейся в скалистый берег.
Со стороны моря бухта ограничена длинной и узкой, точно клинок шпаги, песчаной косой, уходящей в море на двадцать километров.
На берегу неподалеку от подножия сопок, в метрах трехстах от моря на месте поселения стоит один-единственный домик, оставленный для ночлега охотников и зверобоев. На следующее утро чукчи позвали нас посмотреть охоту на моржей.
На трех вельботах мы вышли в Анадырский залив. Холодно. Небо затягивают тучи. На случай дождя мы захватили с собой брезентовые плащи и надели на себя все, что было у нас из теплых вещей, но и это не спасает от холода. Север дает о себе знать.
Недалеко от берега заметили моржей.
Над водой взлетал пар от их дыхания. Зверобои приготовились к охоте - достали винтовки, патроны, переложили поближе мешки из нерпичьих шкур, надутые воздухом, зовущиеся здесь «пыгпыгами», размотали и свернули в широкие кольца длинные ремни из моржовой кожи, прикрепленные к деревянным копьям с костяными или железными наконечниками и к пыгпыгам.
Бригадир зверобоев – стрижеголовый, ладный, крепкого сложения человек - командовал вельботом. На руле сидел его отец - молчаливый старик с сухим морщинистым лицом.
Моторист - скуластый, приземистый, со шрамом на лице камчадал лет сорока – еще раз придирчиво осмотрел мотор. На зверобоях были кухлянки, меховые штаны и высокие резиновые сапоги.
Мотор заработал громче, мы понеслись по волнам к взлетающим вдали коротким фонтанам и скоро догнали стадо моржей. Они были уже совсем близко от нас, метрах в ста. Из воды появились их круглые светло-коричневые головы, клубился над студеной водой пар от их дыхания.
Можно было рассмотреть их усатые грустные морды с длинными светло-желтыми клыками. Стадо было небольшое, штук десять. Моржи ныряли. Взмахивая ластами, пытаясь уйти от вельбота.
Когда неожиданно метрах в тридцати от нас всплыли два моржа, бригадир, стоявший на носу, выстрелил первым. Морж вздрогнул и, окрашивая воду кровью, нырнул. Второго моржа ранил моторист.
Так повторилось раза три: моржи уходили под воду, охотники зорко следили за морем, чтобы не упустить момент, когда звери всплывут на поверхность; из воды показывались головы. Пенилась вода вокруг их тел, слышался треск выстрелов, и все начиналось снова.
Моржи слабели, чаще выходили на поверхность… Мы подошли ближе, и бригадир, схватив копье, воткнул его в тело моржа. Если это не сделать – зверь утонет, так как тяжелее воды. Морж опять нырнул под воду, разматывая кольца ремня с привязанным пыгпыгом. Он заколыхался в волнах, подпрыгивая, точно большой поплавок.
А зверь тянул его в глубину, пытаясь освободиться. Зверобои ждали, когда он всплывет. Вот морж показался над водой, и тут же раздались два выстрела.
Потом наш вельбот, тяжело оседая в воде , направился к еле видному берегу.
Охота продолжалась пять часов, и зверобои стали собирать свою добычу. К каждому борту вельбота они подтянули по два убитых моржа и привязали за переднюю ласту и верхнюю губу, продев в разрезы узкий ремень из кожи.
Затем они подняли в вельботы пыгпыги, осмотрели снаряжение, сложили вдоль бортов копья и направились к домику на берегу, где развели костер из плавника и начали разделку туш моржей.
Когда совсем стемнело, охотники позвали нас поужинать вместе с ними. Есть очень хотелось, а подавали деликатес – моржовые ласты. Мясо едят недоваренное и без соли, как только вода закипит - его вынимают и отрезают маленькими кусочками. Так, видимо, сохраняется больше питательных веществ. Мне показалось очень вкусно.
Кроме мяса, которое отвозят в поселки чукчей, большую ценность имеют бивни моржей, достигающие восьмидесяти сантиметров в длину. Зверобои сдают их по весу в колхоз, а затем добытая кость отправляется самолетами и вертолетами в знаменитый Уэлен[5] – известный во всем мире своими мастерами-косторезами.
Когда-то в двадцатые годы, когда нашей стране было не до Чукотки, здесь и на Командорах хозяйничали американцы с Аляски. Только ради бивней они тысячами убивали моржей. В местах, где они выламывали клыки из отрезанных голов, образовались пирамиды не хуже тамерлановских с картины Верещагина. Эти пирамиды стоят до сих пор как памятник жестокости и хищничеству «цивилизованных» американцев.
АЛЕКСАНДР БЕЛАШОВ
Дневниковые записи 1972 года
Объединение московских скульпторов благодарит А.А. Белашова за участие в создании этой страницы.
[1] Коса Ру́ддера — бухта на побережье Анадырского залива Берингова моря. Название дали американские китобои во второй половине XIX века. В переводе с английского» rudder — «руль» (Прим. сайта ОМС.)
[2] ПТР – противотанковое ружье (Прим. сайта ОМС.)
[3] Копалька, она же копальха, копальгын. Традиционная пища чукчей и других северных народов.
Готовится из свежего мяса ферментированием под прессом. Из-за образования в процессе приготовления трупного яда смертельно опасно для людей, непривычных к такой еде (Прим. сайта ОМС.)
[4] Юкагиры - восточно-сибирский народ, относящийся к древнейшему (аборигенному) населению северо-восточной Сибири (Прим. сайта ОМС.)
[5] Уэлен — село на Чукотке. Самый восточный обжитой населенный пункт России и Евразии (Прим. сайта ОМС.)