Медведи людей не любят. А еще они не любят друг друга. Александр Белашов рассказывает об образе жизни и повадках этих животных.
Свои надежды на встречу с медведем я возложил на рыбалку, но рыба шла плохо, и рыбачить приходил только один подросток, двухлетний медвежонок, вечно мокрый и тощий.
''Молодой медведь высматривает горбушу'', 1976. Бумага, карандаш
''Медведь переплывает реку'', 1976. Бумага, карандаш
''Ловля горбуши на Камчатке'', 1976. Бумага, карандаш
''Медведь поймал горбушу'', 1976. Бумага, карандаш
Он даже и не ловил рыбу, а собирал обессилевших горбуш, уже отметавших икру, тащил в прибрежные кусты, возвращался, искал еще, потом переплывал речку и исчезал в зарослях.
''Медвежонок и горбуша'', 1978. Фонтан для Хабаровска. Гипс, 240х200х150 см
Поутру это был его ежедневный маршрут. Сеансы моих наблюдений не превышали 10–15 минут.
''Медведь и чайки'', 2006. Холст, масло. Государственный Дарвиновский музей
''Уловистое место'', 1976. Бумага, подкрашенный набросок
''Поймал'', 1976. Бумага, акварель
''На островке с добычей'', 1977. Бумага, акварель
Найти место для постоянных наблюдений помог случай. С орнитологом Женей Лобковым мы пошли искать лесное озеро, виденное им весной с вертолета. Там поселись лебеди, и его интересовало, выросло ли потомство. Конечно, собственные ноги – не вертолет, и эти сто километров пешком с солидным грузом мне запомнились.
''Лебеди Камчатки'', 1977. Бумага, карандаш, белила
Лебедей мы нашли в добром здравии, всю семью: четверых лебедят и родителей. Старики поднялись, облетели нас. Белые птицы на фоне заснеженных вершин, где-то за ними дымит вулкан Толбачик, тихое озеро с отражениями, голубыми струйками и плывущими строем по зеленой воде лебедятами. Где еще увидишь такое?
''Крачка на фоне Кроноцкой Сопки'', 1976. Бумага, карандаш
''Кроноцкая Сопка и белоплечий орлан'', 1976. Бумага, карандаш, соус
''Крачка'', 1977. Бумага, карандаш
Чомги сидят на плавающих гнездах-островах, трепещут на одном месте крачки, где-то в небе кричат гагары – тихий драгоценный мир, не терпящий присутствия человека. Мы постарались поскорее уйти. Вышли медвежьей тропинкой к броду ручья и пошли по тундре вдоль океана.
Здесь я и встретил первого медведя, с которого удалось долго делать наброски. Это была медведица, лучшие годы которой уже были позади. По силуэту она напоминала пасущегося бизона, с изящными запястьями и стопами, с уверенными объемами всего тела.
1977. Набросок с натуры, бумага, карандаш
''Медведь объедает голубику'', 1977. Бумага, акварель
Вкусные ягоды голубики, видимо, приковали внимание этой могучей дамы. Я вылез из ложбинки, по которой шел на сближение с маленьким планшетом для набросков, все время стараясь передать в рисунке линию изгиба шеи и плеч зверя. Это не получалось, карандаш ломался, и приходилось часто менять бумагу.
1977. Набросок с натуры, бумага, карандаш
1977. Набросок с натуры, бумага, карандаш
Мой товарищ, орнитолог, остался на берегу океана и виднелся маленькой точкой, вдруг эта точка стала размахивать руками, видимо, пытаясь мне что-то передать. Я обернулся… За спиной у меня стоят на задних лапах два медведя и с интересом разглядывают мое занятие. Усвоив, что я не камень, они, весело толкаясь, побежали по своим медвежьим делам. Я успел сделать только две закорючки в альбоме…
''Мать и пестуны встревожились'', 1977. Бумага, карандаш
Остановились мы в крошечном таежном домике с железной печуркой на берегу ручья. Женя переночевал и ушел, оставив меня одного в медвежьем царстве. Созревала голубика – любимая еда местных медведей, и я готовился к серьезному рисованию. По утрам, как только роса смоет вулканический пепел с листьев травы, выходил рисовать с большим планшетом.
''Медведь высматривает, где больше рыбы'', 1977. Бумага, карандаш
Шел сперва по берегу океана, чтобы оставлять меньше запаха, но запах коварен, он может распространяться облаком впереди тебя и струями отражаться от рельефа местности, разгоняя зверей.
''Ягодники перед Кроноцкой Сопкой, где пасутся медведи'', 1977. Рисунок по наброску в Москве
Однажды был случай. Я рисовал медведицу с медвежонком на почтительном расстоянии, глядя в бинокль, и не учел особенности местности.
''Материнство'', 1998. Холст, масло
''Мать'', 2005. Гипс, 30х50х16 см
Завихрения ветра ввели в заблуждение медведицу о моем истинном местонахождении. Она два раза вставала на задние лапы, нюхала воздух в ложном направлении, ее движения копировал медвежонок, и, наконец, она решила удирать от меня в мою же сторону.
''С медвежонком'', 1977. Бумага, перо
Вообще сложилось впечатление, что медведи хорошо видят только близко, а издалека реагируют лишь на мелькание и резкое движение, например, перемену листа белой бумаги. В то же время стоять и рисовать можно совершенно открыто, делая маленькие, почти незаметные шаги.
В основном, я ходил рисовать к магистральной тропе всех местных медведей. Эта тропа проходит по серии полянок среди скорченного березового леса. На всех полянах есть ягоды голубики и жимолости, но лучшие ягоды растут у берега океана, медведи это знают и идут по тропе к берегу. Это, видимо, просто удобный выход из леса. Здесь можно наблюдать активную медвежью нелюбовь друг к другу. Каждый следующий по тропе зверь выгоняет уже пирующего в ягоднике.
''На ягодах'', 1977. Бумага, акварель
''После трапезы'', 1977. Бумага, акварель
''Комары замучили'', 1976. Бумага, карандаш
Новый медведь тянет за собой облако комаров и мошки, это хорошо видно против света, когда уши медведя светятся на солнце на фоне темной листвы. Иногда он садится, вытирает комаров с носа или ложится на спину и начинает кувыркаться, так что видны только поднятые вверх ноги.
''Счастливая жизнь'', 1977. Бумага, акварель
За одним таким пирующим медведем я долго ходил с альбомом. Присутствие человека чувствовалось, но аппетит был сильнее, он передавался и мне, мы наелись оба – очень вкусно было. Иногда медведь вставал на задние лапы довольно близко, но не видел меня.
Набросок, 1977. Бумага, карандаш
Я даже стал сомневаться в его зрении, в конце концов мы обошли с разных сторон куст кедрового стланика и встретились нос к носу.
''Опасная встреча в кедровом стланике'', 1976. Бумага, карандаш
Немая сцена длилась долгую секунду, как в замедленной съемке кино. Лицо зверя обострилось и утоньшилось, он подпрыгнул, развернулся в воздухе и полетел, как лань, не касаясь земли, без оглядки. Кстати, с оглядкой зверь убегает, когда не видит реальной опасности, а только ее подозревает.
Акварель по наброску, 1976
''Кедровки преследуют'', 1977. Бумага, акварель
Набросок, 1977. Бумага, карандаш
Обратная дорога вдоль океана. Здесь на влажном песке можно изучить следы медведей и других зверей и птиц. Следы оставляют рельефный рисунок – целая пластическая тема. Читаю по следам историю заблудившегося медвежонка. Оказывается, и у медведей могут потеряться дети.
''На берегу'', 1976. Бумага, карандаш
''Возвращение потерявшегося'', 1976. Бумага, тушь
Вдоль ручья совершает свой маршрут орлан-белохвост. На Камчатке у него еще белые плечи – это очень редкая птица. Вот он и делает круг и садится на изогнутую березу. Береза изогнулась еще больше – она даже в тихую погоду изображает сильный ветер с моря. Берег ручья зарос красными цветами иван-чая и другим разнотравьем.
''Камчатский белоплечий орлан
на фоне Кроноцкой Cопки'', 1978.
Холст, масло
''Белоплечий орлан'', 1986. Панно, керамика, 62х120 см
Перевожу взгляд на лесную поляну – вот и медведь. Видна только спина темно-бурая, рядом еще звери – это медвежата. Медвежата черно-седые, кажутся длинными, так как не видно ног.
Набросок с медвежонком, 1977. Бумага, карандаш
Набросок с медвежатами, 1977. Бумага, карандаш
Набросок с медвежонком, 1977. Бумага, карандаш
Медведица азартно собирает ягоды. Медвежатам скучно, они сыты, три часа дня – пора спать. Они зевают и ложатся в траве.
''Медвежонок спит'', 1977. Бумага, карандаш
Медведица все время в движении, она вертится на месте, торопится, кругом так много ягод. Я беру альбом, иду поближе, к лесу, скрываясь за березой.
''Набросок с медвежонком'', 1977. Бумага, карандаш
Ветер удачный, в мою сторону, но все же чувствуются признаки беспокойства медведицы, она нюхает воздух, встает на задние лапы, а меня не видит.
''Медведица с медвежонком'', 1977. Бумага, тушь
Я замираю, карандаш не трогает бумагу. Вот медведица принюхалась и быстрыми прыжками пошла в лес, медвежата рядом.
Набросок с медвежонком, 1976. Бумага, карандаш
Набросок с медвежатами, 1976. Бумага, карандаш
Наблюдения за медведями стали ежедневными, я начал привыкать к ним, но все же не было встречи с гигантским медведем, медведем-чудовищем. Я переключил внимание на лебедей на озере, стараясь изучить их полет. Оказывается, у лебедей есть воздушные дороги, они летают не просто в бесконечном пространстве, а по удобным маршрутам. На одно из таких мест я приходил ежедневно, а возвращался вечером. Дорога шла по прибрежной тундре, через ручей.
''Куличики'', 1977. Бумага, акварель
''Выедает икру'', 1976. Бумага, карандаш
Заодно налавливал для привады лощавых горбуш, делая попутно наброски с куликов и других птиц, шел по медвежьей тропинке мимо странной, довольно большой ямы, вырытой медведем. Подходя к этой яме, я всегда немного шумел и говорил: «Миша, уйди». В одно из таких возвращений я все же встретил своего гиганта.
''Главный медведь окрестностей'', 1977. Бумага, карандаш
''На островке'', 1978. Бумага, акварель
Он стоял на фоне вечерней Кроноцкой сопки темным силуэтом. Движения его были мягкие, без суеты, он не озирался, как делают мелкие медведи, потому как был здесь самый главный, холка говорила о мощи его передних лап.
''На берегу океана'', 2001. Бумага, акварель
''Медведь в тундре'', 1978. Фарфор, 40х65х20 см
''Главный в округе медведь'', 1976. Бумага, карандаш, тушь
Быстро смеркалось. Кроноцкая сопка из розовой превращалась в голую, дымил за горизонтом вулкан Толбачик, голубел и растворялся в сумерках и мой гигант. Я не стал подходить близко и ограничился набросками в бинокль. Впереди была еще ночная дорога…
Александр БЕЛАШОВ
Дневниковые записи 1976, 1977 годов
Фото из архива А.А. Белашова
Объединение московских скульпторов благодарит Александра Александровича Белашова за помощь в подготовке материала.