В автобиографии известный художник признался не только в том, что в детстве ужасно боялся пятнистых оленей
Проект реализуется победителем конкурса «Общее дело» благотворительной программы «Эффективная филантропия» Благотворительного фонда Владимира Потанина
20 октября 1934 года родился в роддоме имени Грауермана на Арбате. Мы жили на Тверской, в Настасьинском переулке. В памяти осталось крещение, когда с головы срезали прядь волос. Дед был раскулаченный священник. Его помню точно — но это уже год 1937.
1937. Переехали в Пушкино, где отец работал в институте лесного хозяйства.
1939. С жадным интересом слушаю из черной тарелки репродуктора «Телефункен» сводки о боевых действиях в Финляндии. Отец был мобилизован в финскую кампанию, на свою третью войну. До того — Первая мировая и гражданская.
Еще: Уолт Дисней. Первые книжки: «Три поросенка», «Муха-цокотуха» Чуковского, «Рики-тики-тави» Киплинга.
1941. Июнь. Война. Опять воют сирены из черной тарелки. Я радуюсь: будет опять что-то интересное. Бабушка одергивает меня.
1941. Ноябрь. Эвакуация в Бузулук, в оренбургскую степь, в реликтовый сосновый бор, где находилась научная станция института, в котором до войны и потом, после возвращения с фронта, работал отец. Живем с мамой, бабушкой и маленьким двоюродным братом. Помню дорогу туда от станции — сорок километров в розвальнях, мороз около сорока градусов. Ночевали на столах в конторе. На стенах — чучела птиц. Как живые. А потом видел пятнистого оленя, который чесал рога о валежник. В ужасе убежал.
После голодной Москвы было очень много еды — бабушка пекла ржаной хлеб в печи. Ели тыкву, репу... Лето жаркое — опять сорок градусов. Черная земля в пойме речки. Изобилие плодов: арбузы, черемуха, грибы. Читал «Книгу джунглей» Киплинга, «Белый Клык» Джека Лондона, Обручев, Арсеньев. Эвакуация обратила меня в сторону природы — я лепил оленей и лосей.
1943. Возвращение в Москву. В Пушкино. Нас встречает отец, который уже вернулся из госпиталя, — без ноги. Жизнь скудная: все широкие улицы дачного города Пушкино распаханы под картошку. Я тоже копаю.
С раннего детства очень люблю лазать по деревьям. Очень притягивает жизнь наверху, в пространстве, образованном ветвями.
Поступил во второй класс средней школы. Кружок рисования вел учитель Иван Иванович Горохов, очень хороший человек.
1949. Соседка по коммунальной квартире увидела мои изваяния лосей и предложила моим родителям отправить меня на экзамены в художественную школу. Я поступил в четвертый класс (седьмой класс общеобразовательной школы) на отделение скульптуры. Здание школы — напротив Третьяковской галереи. В школе затянувшийся ремонт, и мы рисуем античные гипсы в Музее изящных искусств. Через два месяца его закрывают для устройства выставки подарков товарищу Сталину.
Записываюсь в Ленинскую библиотеку. До сих пор помню запах, вес книг, попадающих в руки из каких-то глубин. Описать это невозможно.
1953. В марте умирает Сталин. В августе поступаю в Московское высшее художественно-промышленное училище (бывшее Строгановское) на отделение монументальной и декоративной скульптуры. Мой учитель — Саул Рабинович.
1960. Заканчиваю училище. Преисполнен отвращения к тому, что в училище называлось скульптурой. Занимаюсь керамикой, графикой. Поступаю в управление по проектированию Дворца Советов — по своей прямой специальности. Чуть ли не год проработал. Потом я сделался главным художником Политехнического музея. Проработал восемь месяцев. Это была моя последняя государственная служба.
Начало шестидесятых. Первый большой заказ – игровая площадка в детском доме отдыха в Геленджике.
1964. Арендую мастерскую на Нижней Масловке. Появляется большой круг общения. Среди множества людей – те несколько человек, с которыми прожил вместе всю остальную жизнь: Дмитрий Шаховской, Нина Жилинская, Александр Богословский.
1968. При мощной поддержке «левых» принят в кандидаты в Московский союз художников.
1969. Получаю предложение сделать большой барельеф для кассового вестибюля театра в Туле, спроектированного молодыми архитекторами В. Красильниковым и В. Шульрихтером. Применил новый прием - контррельеф в песчаной форме, потом заливал гипсом. Получилась вещь для всех неожиданная. В качестве подготовительной работы к этому заказу выполнил серию из нескольких десятков небольших барельефов, находящихся сейчас в Русском музее, в Третьяковке, в Ярославском музее и в частных собраниях.
Семидесятые годы. Работаю в дереве. Большая работа с архитектором В. Красильниковым во Дворце бракосочетаний в колхозе в Крыму. Стоит там до сих пор, наглухо забитая досками.
Пачкаю много бумаги, не думая о том, что по прошествии десятилетий это будет называться живописью и графикой.
1979. Групповая «Выставка тринадцати» на Кузнецком мосту. Первая и последняя за все время моего сосуществования с советской властью.
1978-1980. Большая скульптурная работа в новом учебном здании института усовершенствования врачей. Архитектор Я. Мухамедханов.
1980. Не страдая от излишней скромности, предполагал, что несколько моих работ после моей смерти попадут в Русский музей или в Третьяковскую галерею. Получилось раньше: в 1980 году Русский музей приобрел первые две работы. Сейчас в коллекции Русского музея больше 70 работ.
Восьмидесятые годы. Цикл архитектурных рельефов. Конкурсный проект памятника Высоцкому (вторая премия).
1982-1990. Стена в здании филармонии в Рязани. Архитектор В. Буйнов. Деревянная стена с последующей росписью и текстами псалмов. Здесь я впервые использовал каллиграфию. Начертанием букв начал заниматься за несколько лет до этого. Все большее место занимает работа с цветом. Крашу доски, ящики, картонки и не думаю называть это живописью. Табуретки.
1989—1990. Памятник советским пленным, похороненным на кладбище концлагеря Эбензее в Австрии. Архитектор А. Климочкин.
Кончилось советская власть — кончились заказы на монументальные работы. Слава Богу.
1989-1991. Живу почти безвыездно в Пушкино с отцом, который, перевалив за 90, начал стареть. Езжу на велосипеде, копаю огород, рисую деревья и табуретки.
1990. Участие в выставке Figuration Critigue с группой московских художников и в выставке Sculptura sovetika contemporare в Сан Джованне Аль Натисоне в Италии. Именно после этих двух выставок и началась нормальная для художника выставочная жизнь. За предыдущие тридцать лет я участвовал всего в одной групповой выставке. Не считая двух молодежных.
1991. Переезжаю в новую мастерскую в Сокольники. Уверен, что не хочу больше заниматься скульптурой. Хочу красить, делать живопись. Тут же появляется большая серия новых скульптур и большие конструкции из половых досок, привезенных с Масловки. Привыкаю к слову «живопись».
Выставка «Париж — Москва» в Государственной Третьяковской галерее. С этого времени выставки становятся обычной составляющей жизни.
Я не знаю, как назвать то, что я делаю в эти годы: живопись, скульптура, графика... Да, признаться, меня это не занимает.
1997. Стальной крест в память погибших на строительстве канала Москва-Волга в городе Дмитрове. Крест на могиле Николая Андронова на Введенском кладбище в Москве.
2002. Первая после двенадцатилетнего перерыва монументальная работа: деревянный барельеф в Московском международном музыкальном центре. Архитектор В. Красильников.
2003. Проект скульптурного решения фасада нового здания театра Петра Фоменко. Архитектор С. Гнедовский. Премия «Золотое сечение» Московского союза архитекторов.
В последние годы — большие серии живописных работ.
Андрей КРАСУЛИН. АВТОБИОГРАФИЯ
Фото: Алексей КОЛМЫКОВ, из домашнего архива