Традиционная елка в Строгановке была любимым праздником студентов. Готовили цыганщину с переодеваниями и песнями. Но были и неприятные традиции. Так, двери для посещения очень рано закрывались, организовывалась борьба с опоздавшими. Возглавляла эту борьбу партийная организация с военной кафедрой.
В этот вечер мы всем курсом посещали мастерскую на Масловке Саула Львовича Рабиновича, нашего преподавателя. Это был маленький домик с палисадником и бетонной скульптурой Всадника в стиле Бурделя. С нами была и Ирина Евгеньевна Данилова – специалист по западному искусству.
Вечер затянулся в разговорах о европейском искусстве, чередуясь с новогодними тостами. Наконец, мы вспомнили про елку в Строгановке. Был морозный вечер, снежные сугробы искрились под фонарями. На улице почти не было прохожих и грузовиков, тихо. Настроение было веселое и боевое. Дверь в Строгановку была закрыта. Но на этот случай мы заранее попросили студента Жуковского открыть окошко в туалете.
Узкая тропинка вела к этому окошку среди глубокого снега. Когда же мы подошли к намеченной цели, вместо Жуковского выскочил подполковник с военной кафедры. Кто-то крикнул: ложись. Все на секунду залегли , а потом дружно разбежались в разные стороны. Остался лежать на спине только Рабинович. Он смешно и беспомощно поднимал то ноги, то палку, безнадежно ища опору, чтобы встать в рыхлый снег. Подполковник помог ему встать и в качестве пленного (или арестованного) привел в Строгановку. На следующий день решением директора Рабиновича выгнали из преподавателей. И впоследствии моей матери стоило больших трудов восстановить Саула на кафедре.
Это было время царствования Хрущева, когда в науке продолжали процветать идеи Лысенко, и по аналогии с наукой в искусстве были свои лысенковцы, которые боролись с влиянием лучших европейских мастеров. Анафеме предавался импрессионизм и прочие «формалисты», что вызывало у нас еще больший интерес к ним. Фото скульптур Майоля продавали из-под полы. А.Т. Матвеев был уже отовсюду изгнан.
На этом фоне разговоры Саула о французской скульптуре имели особенную ценность. Особенно высоко он ценил Деспио и Матвеева, как бы сравнивая их общую творческую направленность на углубленное понимание натуры в противовес всем видам стилизации и ремесленничества даже у талантливых авторов. «Это не скульпторы, а какие-то деловые люди», - так говорил Саул.
Многое я начал понимать только сейчас, в 90-е годы, когда увидел последние работы Саула, его пластику и рисунки. Работ у Саула было мало. Это «Игра в мяч», портреты Пушкина, и больше я не помню его произведений тех лет.
Но под занавес жизни он сумел осуществить свои пластические взгляды, сумел создать этот сплав Дестио и Матвеева. И совершенно свободный от всяких забот, притворства, рыночности, продажности, благополучия – он делает серию этюдов обнаженной модели.
Кажется, в этой теме уже все сказано, все скульпторы мира сломали себе зубы на этой теме. Но он сумел именно пластической культурой, объемным видением, пониманием формы и взаимоотношением форм внутри фигуры достичь очень больших высот. Именно Матвеевское скульптурное видение стало качеством скульптур Саула. Это сродни гармонии в музыке, и далеко не все это понимают.
Александр БЕЛАШОВ, 1990-е
Объединение московских скульпторов благодарит А.А. Белашова за помощь в создании страницы.